Шрифт:
В ответ на это Митусов предписал: перехватывать на почте и доставлять к нему все письма как к графу, так и к его дочери и ко всем его людям. Когда же приедет Сион, то не дозволять ему иметь свидания с Суворовым, а только допустить отдать бриллиантовые вещи.
22-го августа, прибыл в Кончанское «один из свиты Суворова», ротмистр Павловский, и просил Вындомского допустить его к фельдмаршалу.
Городничий объявил, что без разрешения губернатора допустить его к графу не может. При этом отобрал у него находившиеся при нём бумаги и, запечатывая их, сказал, что за получением дозволения ему придется ехать в Новгород.
Павловский догадался.
— Стало быть, я под присмотром? Не поеду. Вы сего сделать не можете.
Городничий предъявил ему высочайшее повеление.
— Я не могу ехать, я болен, разве связать велите…
Городничий взял у него шпагу и в сопровождении сержанта и караульного отправил Павловского к губернатору, при донесении, в котором назвал его бывшим секретарем и клевретом Суворова.
Митусов отправил Павловского и отобранные у него бумаги в Петербург [17] . На допросе в Тайной экспедиции Павловский показал: в службу вступил в 1792 г., кадетом, в 1794 г. переименован в поручики, и с рекомендацией от Михаила Васильевича Каховского к гр. Суворову, прибыл к нему в Петербург, в 1796 г. с графом приехал в Тулчин и произведен в ротмистры Таврического конно-егерского полка. Когда граф Суворов был уволен от службы, Павловский поехал в Кобрин, где граф подарил ему 50 душ; вскоре потом, по Высочайшему повелению, он был арестован в числе 18-ти офицеров советником Никелевым и отвезен в киевскую крепость, через два месяца его вместе с другими освободили и уволили, с позволением жить где кто пожелает. Павловский поехал в пожалованную ему графом деревню, и по хозяйственным делам имея надобность видеть графа, поехал к нему, где и был арестован и выслан под караулом в Петербург.
17
Донесение от 23-го августа, где, между прочим, Митусов писал: «так как многие собираются ехать к графу, то куда их отправлять и откуда брать прогоны». Из этого можно заключить, что тюремщики Суворова смотрели на него, как на опасного заговорщика.
По докладе об этом Императору Павлу, 28-го августа, последовала резолюция: «Павловского выпустить, дав ему помочь в исправлении его нужд по деревням. Переписку графини Зубовой и её людей не свидетельствовать. Сиону быть при графе Суворове, яко воспитателю его сына, не возбранять, но другим никому к графу приезд не дозволять».
24-го августа, городничий доносил: «Ничего не случилось, кроме разговора, состоящего в том, что граф племянницу свою, которая приехала из Петербурга с его дочерью, девицу Евпраксию Раевскую, выдает в замужество за Боровицкого помещика, капитан-лейтенанта Александра Румянцева, и дает в приданое из своего имения сто душ, но с тем, чтобы жить ему Румянцеву, в доме его сиятельства»; а от 1-го сентября повторил: «Суворов ожидает разрешения о дозволении будущему мужу его племянницы жить с ним».
По доведении о сем до сведения государя, 26-го сентября, последовала резолюция: «Свадьба сия не должна быть запрещена, равномерно и пребывание их при графе».
Но полицейский надзор или не вполне удовлетворял требованиям, или его признали нужным усилить, только князь Куракин, собрав справки о разных соседях графа Суворова и избрав одного из них, помещика, отставного коллежского советника Феоктиста Афонасьевича Долгово-Сабурова, имевшего в 50-ти верстах от Боровичей 300 душ крестьян, предложил ему иметь секретный присмотр за Суворовым. На это достойный помещик, письмом от 14-го августа, отвечал генерал-прокурору, что по слабости здоровья, давнишнею чахоткою изнуренного, он не в состоянии исполнить возложенного на него поручения, а что это правда — подтвердит и губернатор.
Император Павел, по выслушании об этом доклада, 4-го сентября, повелел: «Надзирать за графом Суворовым поручить г. Николеву, который за ним быль отправлен, предписывая ему надзирание сие чинить наездами».
Николева командировали в Боровичи, куда он и прибыл 22-го сентября.
В «Чтениях Московского Общества Истории и Древностей Российских» 1862 года, кн. IV напечатана «Секретная инструкция отправленному по Высочайшему повелению в Боровичи коллежскому асессору Николеву для надзирания за Суворовым» [18] . Но инструкция эта Высочайше утверждена не была. Николев при отъезде просил инструкции. Князь А. Б. Куракин поручил Александру Семеновичу Макарову «изготовить надлежащую инструкцию» и повеление о командировке Николева записать в список секретных указов. Инструкция была поднесена на монаршее воззрение 25-го сентября, при чём испрашивалось повеление: оставаться ли Вындомскому при Суворове. Император Павел повелеть соизволил: «Боровичскому городничему остаться при его должности, а смотрение за графом Суворовым иметь коллежскому асессору Николеву, которому особой инструкции не давать, а предписать ему, чтобы он уведомлял о всех действиях и упражнениях графа Суворова».
18
Инструкция эта следующего содержания: «По Высочайшему Его Императорского Величества повелению, определяется генерал-фельдмаршал граф А. В. Суворов-Рымникский на житье в деревнях его, состоящих в Новгородской губернии, в Боровичском уезде. На каковой конец, вследствие Его Императорского Величества соизволения, и имеете вы отправиться в оный город Боровичи, и жить там для надзирания об образе его жизни, поведении и вообще всякого рода поступках, о коих уведомлять меня еженедельно, со всякою подробностью. Правила при сем надзирании предписываются вам следующие: 1) Сколько возможно скрывать от него самого и его окружающих, что предмет пребывания вашего там есть порученное вам надзирание, а также не давать знать о том никому, отводя всякую догадку собственными своими делами, имеющимися якобы по судебным местам, или каковым-либо торговлям, или посторонними препоручениями. 2) Всемерно стараться ведать, от кого будет он иметь посещения, с каким намерением, в чём он с посещателями, или порознь, будет упражняться, какие разговоры произнесены будут, и не произойдет ли каковых-либо рассылок, от кого, куда, чрез кого, когда и зачем? Исключенным же из службы майорам Антингу и Грессеру, ротмистру князю Четвертинскому и подобным свиты графа Суворова сношение и свидание запрещается, кроме майора Сиона, при сыне его находящегося. 3) О письменном его самого и находящихся при нём производстве наблюдать наистрожайше, в чём оно состоять будет, через кого именно и где, а особливо иметь в неусыпной бдительности переписку писем, в дом его присылаемых, какими бы то путями не было. Для лучшего в сем случае успеха предписано от начальства, с одной стороны, почтмейстеру Боровичской почтовой конторы из дому его приносимые и по почте приходящие в ту контору, в дом к нему следующие, письмы присылать, чрез городничего, к вам, а с другой — тамошнему земскому исправнику, в небытность вашу в уезде, наблюдать и извещать вас, чрез того же городничего, как о письмах, с нарочными присылаемых и отсылаемых, так и о посещениях и упражнениях, для чего и нужно наперед свидеться вам с исправником лично и объясниться обо всём. Вы же, получая известия, должны стараться достигнуть о том ближайших сведений, и всё доставлять ко мне в означенное об уведомлениях время. Из сего исключается переписка дочери его и её приближенных, которая, по Высочайшему повелению, есть свободная. 4) Если же бы вы, противу всякого чаяния и ожидания, приметили и подлинно удостоверились хотя о некоторых обстоятельствах, ваше замечание заслуживающих, и подозрение возбуждающих словах, деяниях, переписках, рассылках и посторонних приездах, то, не теряя времени, присылать ко мне уведомление с нарочным, или со штафетою, и объяснить тот случай, или приключение, с такой подробностью и доводами, чтобы никакого узко тут не было сомнения и затруднительности. 5) А дабы преподать вам и способ к самому точному сего предписания исполнению, то поручено от меня боровичскому городничему делать вам всевозможные пособия там, где вам настоять будет невозможность и препоны к исправлению повеленного. 6) Впрочем, будучи вы с некоторого времени ему самому знакомым, должны стараться всевозможным образом сохранить к нему должное почтение, и не подать ни малейшего повода ни ему, ни приближенным его, или домашним людям, к неудовольствию, но паче оказывать ласку и доброхотство. А потому, когда бы он, граф Суворов, вознамерился куда-нибудь поехать в гости, или на посещение кого-либо, то представлять ему учтивым образом что, по теперешнему положению его, того делать не можно; если же бы он оказал тут свое усиление, то объявить ему о сем Высочайшую Его Императорского Величества волю, и потом отказать наотрез, и меня уведомить».
22-го сентября, Вындомский сделал последнее донесение: «Вчера шляхтич Красовский, управляющий имениями Суворова, привез бриллиантовые вещи и оброку 3000 р. и отдал графу, и отправлен обратно в экономию. Графиня Зубова, графский сын Суворов, девица Раевская и майора Сиона жена вчера отправились в Петербург. Здоровье графа в прежнем положении, но сам граф говорит, что слаб». Вместе с тем Вындомский представил присланное на имя графа Суворова письмо майора Антинга из Петербурга.
От того же 22-го сентября, сделал свое первое донесение и Николев. Отрапортовав о приезде своем в Кончанское 20-го сентября и выезде детей Суворова со свитою в Петербург 21-го сентября, в ночь, он описал образ жизни и встречу с Суворовым следующими словами: «Графа нашел в возможном, по летам его, здоровье, ежедневные его упражнения суть следующие: встает до света часа за два, напившись чаю, обмывается холодной водою, по рассвете ходит в церковь к заутрене и не выходя слушает обедню, сам поет и читает; опять обмывается, обедает в 7 часов, ложится спать, обмывается, слушает вечерню, умывается раза три и ложится спать. Скоромного не ест, во весь день бывает один, и по большей части без рубашки, разговаривая с своими людьми: одежда его в будни канифасный камзольчик, одна нога в сапоге, другая в туфле, в высокоторжественные дни — фельдмаршальский без шитья мундир и ордена, в воскресные и праздничные дни — военная егерская куртка и каска.
«По свидании со мною, встретил меня печальным видом, спрашивая: «откуда я приехал»? Я сказал, что проездом в Тихвин заехал, на что он мне сказал: «я слышал, что ты пожалован чином, правда и служба большая, всё служил, выслужил… улыбаясь повторил: продолжай эдак поступать, еще наградят». Я в ответ ему сказал, что исполнять волю монаршую первейший долг всякого верноподданного; он на сие мне отвечал: «я бы сего не сделал, а сказался бы больным». Но как я ему сказал, что крайне удивляюсь, слыша от него такие советы, то и замолчал, и я тотчас вышел вон. На другой день, даже до сегодня уже гораздо нашел его снисходительнее и ласковее, а по причине графинина отъезда много плакал и сказывается больным, признавая в себе во многих членах припадки паралича, но ни мною, и никем здесь оные не видимы и не примечены. Шляхтич Красовский сей день в Кобрин отправлен, осмотрен и с графом не видавшись».
В заключении Николев повествовал: «Позвольте, ваше сиятельство, объяснить невозможность в здешнем месте иметь за графом надлежащий присмотр, поелику живет он один в избе, удаленной от селения, подле церкви, где приставнику поместиться негде, дом же его так ветх, что осенью и зимой нельзя в нём жить, всечасно окружен бывает своими людьми, из коих самые ближайшие: камердинер и два солдата отставных, люди непокорливые и нетрезвые и имев в повелении своем тысячу душ корел, из коих весьма малое число по-русски худо разумеют, а посему почти возможности нет усмотреть, чтоб он не мог тайно отправить от себя кого с письмами, или для другого чего, также и на оные ответы получить, а по неимению здесь никакой команды об могущих случившихся каковых происшествиях донесений доставлять не с кем и не на чем. А посему всепокорнейше прошу ваше сиятельство оказать милость в рассуждение вышеписанных обстоятельств снабдить меня вашим поведением, или для личного объяснения позволить мне быть в Петербург, дабы в невыполнении порученного мне не ответствовать».