Шрифт:
— Не все же таковы, ваше превосходительство: при известной добросовестности, я полагаю, можно быть и хорошим редактором, и хорошим чиновником вместе; впрочем, ваше превосходительство, вы увидите.
— Хорошо-с!.. Только вы должны просить графа, подайте ему докладную записку завтра утром, если он примет вас; впрочем, я дам вам знать.
В эту минуту вошел дежурный и доложил, что начальник Главного штаба просит его превосходительство к себе.
— Хорошо, скажи, что приду. — Затем, обратясь ко мне, продолжал, — но помните, субсидий — никаких! Что же касается до нравственной поддержки изданию, то она будет заключаться только в рекомендации журнала войскам циркуляром. Но и это зависит от Совещательного комитета, где я имею голос наравне с другими, следовательно, решение зависит не от меня. Я могу засвидетельствовать, что вы — человек способный, дельный… но относительно издания, я, не видев его, ничего сказать не могу. Да и комитет не может приступить к обсуждению не видя ну хоть первой вашей книжки.
— Представлением книжки я не замедлю, ваше превосходительство, но я не могу начать печатания, не получив разрешения от главного управления по делам печати, куда я еще не подавал прошения, не получив вашего дозволения.
— Ну, так просите завтра графа. Я же, с своей стороны, обещаю вам мой голос в комитете, если издание будет того заслуживать, понимаете?..
— Дело будет говорить за себя.
— Ну, хорошо, прощайте, — сказал генерал и откланялся.
Я вышел с облегченным сердцем: кому из служивших в Главном штабе не было известно, что если генерал Мещеринов на что-нибудь согласится, препятствия к тому со стороны графа Гейдена не будет. Первое препятствие было мной устранено, и я, чтобы не терять времени, отправился к Евгению Александровичу Погожеву, моему сотоварищу и доброму другу, человеку состоятельному, служившему тогда в Главном инженерном управлении. Накануне я с ним переговаривался о совместном издании «Бесед», но он, барич по рождению и привычкам, не пожелал обременять себя излишним трудом, хотя от материальной поддержки не отказывался. Теперь я спешил к нему с хорошей вестью об удаче у начальства. День был воскресный, утро позднее, но Погожев, после какой-то субботней пирушки, еще спал; пришлось обождать. Наконец, он вышел, попенял, зачем я не велел его разбудить, расспросил обо всём, касающемся издания, и обещал внести от себя в дело пай в 1000 руб. и дать мне заимообразно, если будет нужно, на вексель, 1000 руб. Этого было более, чем достаточно. Дело подвигалось вперед.
На утро, придя пораньше в Главный штаб, я начернил докладную записку графу Гейдену и отдал писарю переписать. Между тем, генерал Мещеринов в 10 часов был уже в штабе и, подойдя ко мне, осведомился: «являлся ли я графу?»
— Нет еще, ваше превосходительство, докладная записка переписывается.
— А вы не могли приготовить ее заблаговременно, — сухо заметил генерал, — опоздаете и граф не примет вас.
Чрез несколько минут я входил в кабинет графа; он сидел за письменным столом и просматривал бумаги. Взглянув на меня, он быстро повернулся ко мне и сказал громко:
— А, здравствуйте, пожалуйте сюда, садитесь, пожалуйста, что вы?
— Позвольте представить вашему сиятельству докладную записку с просьбой о разрешении мне принять звание и обязанности редактора издателя «Солдатской Беседы».
— На каких условиях вы принимаете издание?
Я объяснил условия.
— Ваши сотрудники?
— Редакция еще не сформировалась, но я полагаю пригласить людей, горячо сочувствующих делу народного образования.
— Очень рад! Но это, надеюсь, не будет мешать исполнению ваших служебных обязанностей.
— Постараюсь, ваше сиятельство, не подавать повода к жалобам на себя. Вся моя жизнь была посвящена труду, не думаю, чтобы я мог измениться теперь.
— В таком случае с моей стороны нет препятствия.
Потом, прочитав поданную мною докладную записку, граф положил на ней резолюцию: «согласен» и, отдавая мне, сказал: «отнесите Григорию Васильевичу [39] и попросите его сделать что нужно».
— Могу ли, ваше сиятельство, просить вас о покровительстве моему журнальцу.
39
Генералу Мещеринову.
— Всё, что будет от меня зависеть — обещаю сделать, если издание ваше будет того заслуживать. Прощайте, желаю вам успеха.
Иду к генералу Мещеринову, передаю ему записку и приказание начальника штаба. Весело взглянул он на меня. Я понял этот взгляд и стал благодарить его за оказанную поддержку моему сирому приемышу. Он рассмеялся и сказал: «идите в канцелярию и скажите Колоколову (правителю канцелярии), чтобы приготовил что нужно.
На другой день мне выдали, за подписью графа Гейдена, для представления в Главное управление по делам печати, свидетельство следующего содержания: «К принятию на себя чиновником Главного штаба, поручиком Мартьяновым, звания и обязанностей редактора журналов «Народная Беседа» и «Солдатская Беседа» — со стороны начальства препятствия не имеется; в нравственном же и политическом отношениях он может быть аттестован как человек вполне благонадежный».
15-го сентября, я заключил с Дерикером нотариальное условие о передаче мне издательских и редакторских прав на «Беседы», и заплатил ему условленную тысячу рублей. В тот же день я обедал у моего приятеля, Порфирия Ассигкритовича Климова, служившего при статс-секретаре Буткове. Начальника Главного управления по делам печати, сенатора М. Н. Похвиснева, в то время в Петербурге не было, он находился в отпуску заграницей. Должность его исправлял сенатор Турунов. Находясь с ним в хороших отношениях, Климов вызвался поехать к нему со мною вместе и познакомить нас. Кроме того, водя хлеб-соль с известным книгопродавцем Иваном Ильичём Глазуновым, он обещал мне устроить печатание журналов в его типографии, на выгодных для меня условиях и, если будет нужно, открыть мне кредит.
Выбрав свободное утро, Климов поехал со мной к Турунову. Он встретил Порфирия Ассигкритовича с распростертыми объятиями, без церемонии, по-домашнему. Усадив в кабинете на диване, Турунов спросил его: «какие ветры занесли вас ко мне?»
Я ожидал в приемной и слышал громкие раскаты его голоса. Когда меня пригласили в кабинет, Климов церемонно раскланялся и повел такую речь:
— Позвольте, ваше превосходительство, представить вам неофита прессы, только что слепленного из глины редактора Дерикеровских «Бесед»; он еще не обожжен, поэтому если милость ваша будет, поберегите, не сломайте его.