— Не «Салют», а «Союз».

— То корабль — «Союз», а «Салют» — станция.

— «Прогресс» — корабль.

— А «Салют» — станция.

— У нас што хошь упадет.

— Запускают…

Старичок, отоспавшийся во время сеанса, теперь, пробудясь, вполне здраво втолковывал:

— Дурни, дурни, что мелете. Потому что вы за событиями не следите. Еще днем передали, я слышал, по радио, все упало уже. Еще утром. В Южной Америке. Не у нас. И весь мир знает. И «Прогресс», и «Салют». Все упало. Не мелите, не надо.

— Ошибаешься, дед, — подначивали старика. — У них в Южной Америке только «Прогресс» упал…

— А «Салют», он у нас…

— В Северной.

Елена Глебовна обернулась посмотреть, кто сказал «в Северной». Она понять не могла ничего. О чем говорили. Понимала, что дурни. Действительно дурни. Дурни смеются.

Остальные, — не дурни, — все были угрюмы.

Знатоки порнографии, как и прежде, вели в том же духе со знанием дела беседу.

— Скажем, взять некрофилов.

— Извините, это только мужчины. Женщин нет.

— То есть как женщин нет?

— Как? Никак. Им никак невозможно. Им, поверьте мне, ну, никак невозможно.

В тамбур дверь открывалась и закрывалась — возня: проводник не пускал подвыпивших новеньких, пока не отряхнутся от снега. Мужички порезвились: поиграли в снежки, поспихнувши на насыпь друг дружку, теперь пришли посмотреть на шведок в Нью-Йорке.

Первый же с мороза пришедши, румяный, разгоряченный, объявил публике:

— «Союз» упал.

— Алешка, — обозналась Елена Глебовна.

— Ничего. Скоро тронемся. Сказали, чинить кончают.

Устраивались.

Проводник одеяло опустил.

— Ну что сидим? Поехали!

Последнее вовсе не к поезду относилось — к очередному видеофильму. Свет погасили. На экране вновь появилось изображение: то да се, да красивые девушки, еще одетые. Им было тепло. Там было море. Елена Глебовна не видела ничего. Не слышала ни чаек, ни музыки. В глазах у нее стояли слезы. Лешка спрашивал: «Ты-то как?» Ей было жалко Лешку, было жалко Алису, жалко себя. «Ну, теперь-то ты меня как, наконец, простила?» Елена Глебовна кивала головой и плакала. «И хорошо, — отвечал, вздыхая, Лешка и, как бы шутя, добавлял: — А говорила, не встретимся».

Девушки обходились без мужчин, верша свой мучительный труд. Слезы текли по щекам. Поезд не шел никуда, он стоял. Он стоял среди российских полей, запорошенный снегом, в девяти верстах от Пыталова, в сорока девяти от Острова, ну а дальше, а дальше-то как, надо дальше по карте.

Пьесы

БЕРЕНДЕЙ

В целом комедия

ЛИЦА

Рюрик

Володя

Плюс — контролер, прохожий, полицейский, местный житель

Действие происходит в достаточно цивилизованной стране.

Пролог — в поезде. Потом — на станциях.

Пролог

Вагон. Не такой, как у нас. Входят Рюрик и Володя, обремененные сумками и складным столиком.

Рюрик энергичен, Володя суетен — затаскивает тележку…

РЮРИК. Проходи, проходи, не стесняйся. Тяжесть какая. Давай, давай. (Помогает.)

ВОЛОДЯ. Ничего, я сам. (Осматривается.) Никак пустой?

РЮРИК. А тут в поездах никто не ездит. Тут у всех личный транспорт. Садись.

Усаживаются.

ВОЛОДЯ. Думал, не дотащу.

Поезд трогается.

РЮРИК. Дорого. Бензин дешевле.

ВОЛОДЯ (растерянно). Да?

РЮРИК. Это такие, как я, на поездах. А так дорого.

ВОЛОДЯ. Хорошо.

РЮРИК. Здравствуй, что ли. Мы с тобой так и не поздоровались… а? По-настоящему.

Обнимаются.

Сентиментальным стал.

ВОЛОДЯ. Скучаешь, наверное?

РЮРИК. Не то слово.

ВОЛОДЯ. Сильно скучаешь?

РЮРИК. Нет. Совсем не скучаю. Не то слово.

ВОЛОДЯ. Не скучаешь — «не то слово»?

РЮРИК. Не то слово, скучаю.

ВОЛОДЯ. Я и сказал, что скучаешь.

РЮРИК. Ты не то сказал. Не говори ничего. Не спрашивай.