— Зачем мы собрались? — спросил у советницы глава Синода.

Все молча ждали, когда она заговорит.

— Был донос. — Ее голос эхом отозвался от стен палаты. — Некто утверждает, что приписанный к нему работник из демоса рылся в архивах, искал сведения о Маяке.

Услышав слово «Маяк», некоторые зашипели, а кто–то осенил себя защитным знаком. Глава совета угрожающе прищурился:

— Этот работник нашел что–нибудь?

— Он унес несколько снимков. Чистых снимков. Тем не менее я отправлю за ним патрульных, пусть задержат его — на всякий случай.

Первосвященник взял с золотого блюда крекер с икрой и надкусил его, наслаждаясь вкусом.

— Как зовут подозреваемого?

— Бишоп. Его жена тоже была уличена в ереси.

— О да, помню ее. — Глава совета довольно улыбнулся. — Родив дочерей–двойняшек, она отказалась подчиниться закону и пройти стерилизацию. Само собой, ее судили и приговорили к казни. Нельзя же позволять демосу перенаселить нашу колонию, верно? Так просто, однако, эта женщина отправиться к Святому Морю не захотела. Пришлось с ней помучиться.

Он взглянул на запястье, отмеченное шрамом в форме полумесяца. Нечестивица укусила первосвященника, когда ее вталкивали в шлюз. Правда, это не помогло ей избежать смерти.

— Последний раз мы подобное дело разбирали восемь лет назад, — раздраженно произнес жрец. — Я думал, все уладили.

— И как звали того приговоренного?

— Тесса Джексон, — ответил другой советник. — Ее поймали с поличным: она тоже искала упоминания о Маяке. Ее сдал коллега. И… все помнят… что было потом.

Советник посмотрел на первосвященника.

— Эти два человека связаны? — спросил тот. — Бишоп и Джексон?

Комната погрузилась в молчание, а Глава совета тем временем поерзал на мягких подушках. Отпил рисового вина из кубка и отправил в рот еще один крекер.

— Ну так как, связаны?

— Мы не знаем, — выпалила советница. — Пока не знаем. Но на допросе Бишоп сам все выложит, я уверена. Побольше, чем сын Нокса.

Лидер нахмурился и съел еще крекер.

— Откуда такая уверенность?

— Ему есть что терять, — ответила советница, подаваясь вперед. В искусственном свете резко выделялись ее острые скулы. — В его жизни всего две большие ценности.

— Мне нравится ход ваших мыслей, советник. Продолжайте, — махнул рукой жрец. — Только держите меня в курсе: хочу знать все, что вы вытащите из этого еретика. Особенно если он сообщит нечто новое. Маяк, эта нечестивая вещь. Один раз мы его упустили, но я не допущу повторения ошибки. Найду его и уничтожу.

Он раздавил в кулаке крекер.

— Мы начнем допрос незамедлительно, — пообещала советница.

— Арестуйте дочерей Бишопа, если это поможет развязать ему язык. Родственники нечестивцев тоже нечисты и должны быть отданы Святому Морю. Под угрозой все, особенно в наше темное время. Еретики окружают нас, и если ослабить бдительность и не вырвать заразу с корнями, то колонию постигнет новый Конец.

— Будет исполнено, клянусь Оракулом!

— Аминь!

— Спаси и сохрани нас, Святое Море!

Лишь одного советника встревожил такой оборот событий, но он смолчал, потому что многое боялся потерять. Под угрозой теперь были все.

— Капитан Аэро Райт. — Сестра заглянула в электронную медицинскую карту.

Глазами серо–стального цвета она осмотрела стерильную приемную. На рукаве у нее была эмблема — красный крест, обозначавшая принадлежность к корпусу медиков. Когда ни один из солдат не поднялся с жесткой металлической скамьи, сестра снова посмотрела в список: — Капитан Райт?

На сей раз Аэро встал и отдал честь. Если бы его спросили, почему он не встал в первый раз, он ответил бы, что не расслышал. Хотя на самом деле медсестру он слышал прекрасно: ее тон, убийственно серьезный, ножом резал ухо. Будь воля Аэро, то, услышав собственное имя второй раз, он пулей вылетел бы в дверь и больше никогда не вернулся в это унылое место.

Клиники воспроизведения он просто ненавидел. Ненавидел, как с ним обращаются врачи и медсестры — будто с куском мяса; ненавидел, как в него тычут железками, берут анализы и при этом даже не смотрят в глаза; ненавидел за то, что скоро ему предстояло явиться сюда и перед лицом Магистрата заключить брачный союз. Повестку он еще не получал, но теперь, когда он окончил школу и ему исполнилось шестнадцать лет, это был лишь вопрос времени. Нескольким солдатам из отряда уже пришли официальные письма.