– Что за убитая моська?
– шикарная улыбка у Волчицы. Подруга подтолкнула меня в голое колено ладонью.
– Ты сама не своя. Где, заноза Ананина? Где бесстрашная Анька, перед которой даже я спасовала в первый день при нашем знакомстве? Не твоя страшенная морда, поверь, мы бы подрались!

Я улыбнулась над воспоминанием, сколько времени прошло... хорошего...плохого.

Но разговаривать не могла, мне язык отрезало сегодня ночью. Его слишком много использовали, он грязный, самой тошно.

– Ты надеюсь кончать с жизнью не собралась? Обычно с таким фейсом сигают с балкона. У нас хоть и третий этаж, но ноги сломать можно, - пыталась развеселить подруга. Волчица - комик, где бы записать, обычно я ехидничаю.

– Я похожа, на ту, что может прыгнуть с крыши?

– Сегодня похожа...

– Плохого обо мне мнения. Я - паразит, ко всему приспосабливаюсь, к унижениям тоже, - ответила, но в глаза не могла смотреть Волчице. Боялась показать свои самые черные воспоминания.

– Поверь это не унижения, - смешинки пропали из ее речи. Я побернулась к подруге, брови чуть нахмурила, что-то странное прозвучало.
– Аристократы знали, что я зарабатываю на жизнь, продавая тело. Думаешь, они этим не воспользовались?

Ясно. Ее тоже. Там. В кафе. Польски? Он же имел на нее виды. Будто услышав мои молчаливые размышления, Евлампия ответила:

– И Польски. И Трески, - О, всевышние силы! Чтобы передать мое эмоциональное состояние не хватило бы ни многообразия Немийского словарного запаса, ни плюсуя Баллийский. И всех букв не достаточно, чтобы описать гремучую взрывную смесь, которая плескалась в сосуде тела. Чуть-чуть пошатнешь, и она разольется за край.

– Я удивляюсь порой, насколько ты наивна для Бастарда, - улыбка опять вернулась к подруге на лицо вместе с фразой.

– Есть немного, - расплывчато ответила ей.

Голову устала держать влево повернутым к девушке, поэтому вернула прямо, на деревья перед окном и на зеленый газон. В поздний час народа не было, щебет птиц. Какие обманчивые благоухающие деревья в этом Аристократовском парке - там где мы знакомились, как выразился Глен, где выбирали девушек для развлечения. Помню Хаски тогда откуда-то пришел в самом конце и прогнал нас - не понравились наши рожи. Все-таки первое впечатление оказалось верным. Оно кричало не своим голосом - бойся, бойся его.

– Знаешь, почему я работаю шлюхой?
– я поморщилась от этого слова.

– Это не мое дело. Волчица, ты веришь, что спрыгну с балкона? Не... Хаски не дождется. Паразиты ко всему привыкают...

– Я жила НЕ в интернате всю жизнь, - резко перебила мой монолог Евлампия.
– Насколько знаю, батек был богатеньким, заделал какой-то нищенке ребенка и выкупил из интерната, поиграться решил, наверное, в заботливого папочку. А потом в одиннадцать лет продал девочку в Амиак...
– словарный запас окончательно забылся в моем мозгу, ниодного слова не могла вспомнить. Кто из нас еще урод? Аристократы или Бастарды? Моральные уроды естественно первые - у них нет определения ценности жизни. Им практически не страшна смерть, до определенного момента, когда плавно начнут отмирать жизненноважные органы, отказывать, барахлить.

Аристократам не страшны болезни, они являются их скрытыми переносчиками, но Бастардам они способны предать эту смертельную болезнь.

– Следуя твоим понятиям и Кристинки, следовало в одиннадцать лет сдаться и перерезать себе горло?
– обвиняюще спросила подруга, я как раз сейчас изучала ее взглядом, но ответить не смогла на молчаливой укор, поэтому оставалось отвернуться и смотреть на развевающийся пепел на столе. Сдох, рассыпался, но по-прежнему стремился двигаться, не исчезать бесследно.

– Ничего и на моей улице проедет эта как...ее.. машина с деньгами...
– задумалась Волчица, почесав щеку, словно там сидел назойливый комар. Нет, комаров не было, исключительно ветер к нам притрагивался ледяными касаниями.

– Инкассатор, - подсказала Волчице, та поднималась со стула.
– Во! Точно. Проедет по моей улице инкассатор, пошла спать. Рано вставать, а то мы столько прогуляли, преподы уроют...

– Я твоему инкассатору лично шины проколю!
– засмеялась негромко, зато чуть счастливее в след уходящей подруге.

– Жду!
– озвучила Волчица и вышла в коридор, оставив капельку тепла для душевного спокойствия.

Забуду. Забуду. Всё. Как страшный сон. Закрою глаза и претворюсь, что ничего между нами не было: ни насилия, ни секса под афродизиаком. Хаски отомстил достаточно для реабелитации своей гордости, осталось не попадаться больше на глаза.

***

Люблю это место, зеленая зона под третьим этажом, далеко от основных дорог Арзонта, от скопления народа, где царствовала приятная тишина, которую подарила мать. Она архитектор - выдающийся по моему мнению, правда, как у всех творческих людей, у нее иногда ум за разум заходил.