– Мне нужно идти. До свиданья.

– Заходи, братишка, потолкуем. Не забывай старика, добро?

– Добро, – повторил Витос давно уже нравившееся ему морское слово.

В рулевой рубке было темно, мерцали подсветкой только компас, машинный телеграф да пожарное табло, пахло перегретой пластмассой и кофе, который старпом всегда заваривал в штурманской. От рулевой рубки её отделяла дверь, обычно открытая, но завешенная длинной светонепроницаемой портьерой. В штурманской над столом с бело-голубыми морскими картами горела лампа на раздвижном кронштейне, высвечивая в месте прокладки чёткий яркий круг размером с иллюминатор. Металлический абажур лампы не пропускал ни капли света, но карта под ним светилась так ярко, что после рулевой штурманская казалась царством света. Витос хорошо различал все движения старпома, стоявшего к лампе спиной. Он разговаривал по рации с флотом:

– Тридцатый, что у тебя за рыба? Приём!

– А, рыба известно какая – минтай! – Весело отозвалась рация. – Крупный, чистый.

– А, ну давай, подходи на сдачу – правый борт, пятый номер трюма. Как понял?

– Добро, иду, понял – пятый номер, правый борт.

– Семнадцатый – «Удаче»! – Снова позвал старпом и, не слыша ответа, крикнул погромче: – Сээртээм 8–417 – «Удаче»!

– Слушает Семнадцатый, – ответил приёмник.

– Что поднял?

– А, слёзы поднял – тонн десять.

– А что за рыба, с приловом, нет?

– Есть маленько. Селёдка, процентов двадцать.

– А, ну смотри, с такой рыбой и близко не подходи. У нас гость на борту. Понял?

– Да слыхали уже… гость, в рот ему кость. Что ж теперь делать, ковыряться в этой рыбе?

– Твоё дело. Смотри, диплом у тебя один.

– «Удача» – СРТМ 8–420! – Рявкнул приёмник.

– Слушаю! – Тоже хриплым басом передразнил рыбака старпом. Но тот и ухом на такой юмор не повёл:

– На сдачу иду. Тонн тридцать, чистый минтай.

– А, молодец, Двадцатый, – уже своим голосом отвечал старпом. – Левый борт – твой. Сейчас Полста седьмой заканчивает, отскочит – подходи. Как понял?

– Понял. Добро.

– Идёт рыбка! – Повесив микрофон, старпом быстро-быстро потёр ладонь о ладонь и улыбнулся. – На пай капает. Понимаешь, матрос? На пай!

В улыбке его был обычный взрослый материализм, который иные прикрывают вот так – иронией, полуигрой в корыстолюбцев, а другие, люди попроще, наоборот, не скрывают, а выражают улыбкой, земной, откровенной: мол, пай растёт, прекрасно на берегу повеселимся. Красивое лицо старпома вмиг постарело от улыбки, пошло морщинами. Витос слыхал, что он ловелас, любит женщин и вино. Мефистофель, мелькнуло в мыслях, но он тут же зачеркнул это нелестное впечатление: нет, просто здесь игра полусвета, много теней. А старпом между тем продолжал:

– Если рыбка так и дальше пойдёт, ты скоро богатым женихом будешь… Невесту-то уже подыскал, небось, а?

Витос отвёл глаза и залился краской, благо в штурманской был полумрак.

– Да ты не стесняйся, дело житейское. Насчёт невесты я шучу, конечно: какой дурак в восемнадцать лет женится? Просто будь осторожен: на флоте ушлые девочки попадаются. Подставит, окрутит – и глазом не моргнёшь. Лучше иметь дело с женщинами.

Витос не знал, куда деваться, он уже стрельнул раз на старпома глазами и сейчас чувствовал, как что-то закипает в груди. Ему уже было жарко…

– «Удача» – полста седьмому! – Спасительно заорала рация.

– Слушаю, Полста седьмой! – Так же ошалело громко, юродствуя, крикнул чиф.

– Закончили сдачу, – уже тише, спокойнее заговорила рация. – Отдайте кончики, пойдём рыбачить дальше. Приём!

– Добро, сейчас пошлю моряка. – Старпом кивнул головой Витосу в сторону правого борта. – Двадцатый – «Удаче»!

– На связи, – прохрипела рация.

– Заходи на швартовку.

Витос, на бегу натягивая перчатки, уже летел по трапам вниз и, охваченный бодрящим морозцем, под колкими взглядами звёзд вновь чувствовал себя счастливым, мужественным и гордым…

В капитан-директорском салоне становилось душно. Герман Евгеньевич, слегка уже отяжелевший, раскрасневшийся, встал с кресла, чтобы открыть иллюминатор. Он знал по опыту, что инспекторов рыбвода надо обильнее «поливать», чтоб они не мешали рыбалке, не отпугивали рыбаков, не лазили в бункер с линеечкой измерять «хвосты», – всё это он давно и прекрасно знал и сейчас с удовлетворением отметил про себя, что очень вовремя сделал в посёлке Беринговском запас. Его не смущало, что этот Одинцов почти не пьёт – за целый час только пригубил из фужера. Надо «личным примером», решил капитан.

Разговор шёл нейтральный – о жизни в море и жизни на берегу, о деревне и городе, о «перестройке с перестрелкой», о японских мегаполисах и китайских провинциях.

Под новый тост капитан бухнул себе полный фужер, а гость упредил его поползновение долить, прикрыв свой бокал широкой ладонью, обветренной, золотисто-коричневой с тыла.

– Нехорошо так, Кирилл Александрович, – пожурил его капитан и хитро, со значением улыбнулся. – Смотри не прогадай, а то я парень такой, могу и самостоятельно справиться.