– Вот же сволочь, а? – разглядывая приобретенное «украшение» в зеркале, пробормотала Алена и вышла на кухню, налила себе кофе под пристальным взглядом свекрови, вынула сигарету.

– Опять?! – вздернула та тщательно выщипанные брови. – Алена, я же просила! Это неприлично!

– Да? – усмехнулась Алена. – А на работу идти в таком виде – прилично?

Сняв очки, она продемонстрировала свекрови синяк, кое-как замазанный тональным кремом.

Свекровь отставила на блюдце фарфоровую чашечку с кофе, зачем-то дотронулась кончиками пальцев до кружевного жабо голубой блузки, поправила убранные в строгую прическу волосы.

– Что это? – спросила она, стараясь не смотреть на посиневшую скулу и заплывший глаз невестки.

– Да бросьте вы, Регина Аркадьевна! – с досадой ответила Алена, возвращая на прежнее место очки. – Вы прекрасно знаете – что. Можно подумать, ваш сын первый раз меня бьет!

– Значит, ты этого заслуживаешь, Аленушка! – отрезала свекровь, моментально приготовившись отражать нападение, если оно вдруг последует. – Мой муж никогда не позволяет себе поднять на меня руку.

– Тогда где же Вадим этому научился? – поинтересовалась Алена, отставив чашку с кофе и в упор глядя на свекровь поверх неуместных солнечных очков. – И что значит – заслуживаю, интересно? Чем? Тем, что горбачусь в больнице и прихожу ночевать домой два раза в неделю, в то время как он лежит на диване и спускает все, что я зарабатываю?

– Он ищет работу, ты ведь знаешь.

– Все два года? Он окончил институт и рад возможности ничего не делать. А я опять бросила учиться, потому что жить нам не на что, а брать у вас я не могу. И после всего этого он еще и лупит меня – не слишком ли?

– А ты подумай, где оказалась бы, если бы Вадим не привел тебя к нам в дом! – немедленно предложила свекровь, никогда не упускавшая возможности напомнить невестке о своем благодеянии.

Разговаривать бесполезно: свекровь, такая идеальная, ухоженная и правильная, никогда не понимала и не желала понимать Алену, которую терпела, зажав нос. Как помойную кошку, что принесло в дом любимое чадо ради озорства.

Алена вымыла кружку и пошла в коридор. Из комнаты вынырнул лохматый и похмельный Вадим.

– Денег оставь! – велел он, протирая заспанные глаза.

– Пошел ты! – процедила она, пытаясь справиться с заевшей молнией на пуховике. – У мамы возьмешь! – Захлопнув дверь перед самым его носом, она, не дожидаясь лифта, побежала по лестнице вниз.

Зима никак не желала становиться нормальной сибирской зимой, постоянно удивляла то резкой оттепелью, то снегопадом и заморозком. Сегодня под ногами чавкало и хлюпало, посыпанный специальной смесью снег растаял и напоминал грязно-серую кашу. В такую погоду и люди выглядели какими-то серыми, съежившимися. На остановке находилась толпа, автобусы ходили редко. «Да что ж такое-то, – с досадой подумала девушка, напряженно вглядываясь в ту сторону, откуда должно было подойти маршрутное такси. – И так денег нет, теперь еще и за маршрутку рассчитываться». Но вот показался «пазик», и Алена вместе с толпой двинулась к нему. Пробравшись на заднюю площадку, она забилась на сиденье в самый угол, подняла воротник пуховика и отвернулась к окну, чтобы хоть как-то оградить себя от любопытных взглядов соседей.

Переодеваясь в персоналке в костюм, Алена поймала на себе взгляд напарницы Таньки. Веселая, миловидная брюнетка чуть постарше самой Алены, Танька была, пожалуй, единственной ее приятельницей.

– Опять? – с сочувствием спросила она.

– Ой, Тань, давай не будем! Свекровь меня все утро полоскала, и ты еще!

– Слушай, ну наберись ты смелости и вали от него! Дураку ясно, что дальше будет только хуже. – Танька красила перед зеркалом свои пухлые губы, тщательно накладывая помаду кисточкой. – Посмотри, на кого ты похожа, ведь ужас! Красивая, стройная, интересная – а выглядишь дешевкой, ей-богу, да еще и постоянно в синяках! Ты вокруг-то оглянись, на тебя ведь вся ординаторская облизывается, и не только наша, между прочим!

– И что? Начать соглашаться на каждое предложение? Проблем-то не убавится, скорее наоборот, меня тогда Вадька точно пришибет. Помнишь, на прошлый Новый год чем дело кончилось, когда меня заведующий танцевать пригласил в кафе? Этот дурак мне три пальца сломал.

– А ведь я тебе говорила, не бери его с собой. Вечно ты в Тулу со своим самоваром! Любовь, блин! – фыркнула Танька, убирая помаду в косметичку.

– Господи, да какая там любовь! Мне идти некуда, ты ведь знаешь! Любовь! – Алена возмущенно передернула плечами. – Пойду я накрываться, а ты старшей шепни, что я на планерку не выйду – куда с такой мордой?

– Хорошо. Ты дежуришь сегодня?

– Да, полторушка.

Танька убежала на планерку, а Алена побрела в свою перевязочную, извлекла там из бикса хирургическую маску, которая закрывает всю голову и лицо, оставляя только глаза, нацепила ее, спрятав волосы. Фингал, конечно, все равно виден, но поменьше все-таки. Да и не впервой – все отделение в курсе ее бурной личной жизни, очень уж она наглядная, жизнь-то.

Сейчас уже никто из докторов не изощряется в остротах по этому поводу, а вот раньше! Алена постоянно плакала от стыда и обиды, пока, наконец, сам заведующий не запретил комментировать ее синяки и ссадины, которыми очень часто оказывались украшены Аленины лицо и руки. Никто не мог понять, почему она позволяет своему мужу вытворять такое, но что – каждому лично объяснять?

– Ох, горе ты, Аленка, горе! – делая пункцию больному, говорил пожилой Андрей Сергеевич. – Такая видная девка, а живешь с идиотом. Дала бы сдачи разок, он бы в другой раз думал.

– Ага! – усмехнувшись невесело, проговорила Алена. – Мечтаете лицезреть меня в собственном отделении на койке, а не в перевязочной?

– Нет, подозреваю, что у него сразу же пропала бы охота тебя трогать.

– Не думаю, Андрей Сергеевич, – она начала собирать инструменты. – Человек, однажды ударивший женщину, уже не остановится.