„Седов“ устремляется в трещину. Стальной нос его клипом раздвигает ее. Расходятся поперечные трещины. Одна из них проходит под стерегущим ледяной тупик-торосом. Торос исчезает в тяжелой зеленой воде.

— Полный вперед! Путь на север свободен…

Взятые с Новой Земли на архипелаг промышленники в радостном оживлении. Кузнецов надел запачканную кровью и жиром зверобойную малицу. Подпоясался самоедским охотничьим ножом из моржового клыка. Скинув капюшон, Кузнецов часами стоит на носу „Седова“. Нюхает воздух, ищет что-то во льдах.

Выпив сырое зеленое с коричневыми крапинками яйцо гагары, он смотрит мне в лицо.

— Хорошо!

— Что? Яйцо?

— Льды!

Для кого что хорошо. Для Кузнецова — льды. Выйдя ночью из кубрика, я увидел другого промышленника — ненца Тимошу Хатанзейского. Он сидел на опрокинутой вверх дном поморской лодке с полозьями. Щурился на ледяные поля. В лодке за спиной Тимоши сидел мохнатый, похожий на росомаху пес. На лбу его — метка зеленой краской. Это — передовой одной из новоземельских упряжек. Он привставал, повизгивал, ложился и опять вставал. Глотал жадно дувший из ледяных пустынь норд.

— Зверя чувствует, — односложно бросил Тимоша.

— А ты?

— А мне не спится. Тороса. Тут медведи.

Четвероногий и человек думали об одном.

Среди ночи я упал с койки на середину кубрика. „Седов“ очень сильно врезался в непроходимое торосистое поле. Всю ночь ломал он хрустальные перемычки между свинцовыми полыньями. Всю ночь в столовой матросского кубрика звенели в шкафчике стаканы. Морскую качку сменила качка ледяная. Разрезая льды, „Седов“ дергается в разные стороны. Невыносимый скрежет заставляет прятать голову под подушку. В нос ледокола гулко бьют перевертывающиеся торосы. Потом наступила глубокая тишина: прорвав перемычку, „Седов“ шел разводьем. Затем снова раздавались скрежет и толчки.

Мы держали неуклонный курс на норд. Сейчас норд становился осязаемым

— Белый медведь!

Кричал Воронин. Выискивая разводья, он выследил в „осьминог“ самку с двумя медвежатами. Наше вступление в Арктику в охотничьем отношении было удачное. Стояла мглистая полночь. Неясная, зеленоватая, вызывающая ощущение непознанности лежащего вокруг. Несмотря на поздний час, в течение нескольких минут собрались все, за исключением вахтенных и кочегаров. Прибежал полуодетый кино-оператор Совкино Новицкий. Как всегда, он дерзко начал борьбу за лучшее место.

— А вдруг он повернется сюда, а тут спина чья-нибудь будет, — волновался он.

— Вдруг, Новицкий, не бывает, — солидно увещевал его корреспондент „Известий“ Громов. — Ты же не в первый раз в Арктике.

— А вдруг?

Направив кино-аппарат на воображаемого медведя, которым ему служит продолговатый торос, Новицкий „репетирует“.

Специальный корреспондент «Известий ВЦИК» на «Седове».

Впереди овальная полынья в несколько километров длины. За ней узкая перемычка, дальше плещется расплавленное зеленое бутылочное стекло — Баренцово море.

Где же увиденные Ворониным медведи? Восемьдесят глаз ищут их напрасно среди торосов. Не ошибся ли наш капитан: может быть его подвел „осьминог“?

Но с крыши рубки четкая, уверенная команда:

— Лево руля!

— Так держать!

— Так держать!

— Право на борт!

Лавируя, „Седов“ шел разводьями к медведям. Вот уже стали различимы бегущие в смятении между ледяных скал три желтых пушистых комка. Один побольше, два поменьше. Медведица с двумя вешними медвежатами.

Дж-ж-з-з… „Седов“ напоролся на вмерзший в последнюю перемычку подводный айсберг. Нужно отходить назад и, ударив сразбегу рядом, пробиваться в полынью. На разбивание перемычки уходит четверть часа.

— Опоздаем. Убегут, — ноет в нетерпении Новицкий.

— Сами придут, — утешают его „арктики“.

„Арктики“ на седовском жаргоне — люди, неоднократно бывавшие в ледяных просторах.

Перемычка треснула. Вдоль правой кромки ее „Седов“ идет наперерез медвежьему семейству. Медведица уводит медвежат назад. Она думает переплыть соседнюю узкую полынью и скрыться в торосах тянущегося на восток до горизонта огромного ледяного поля. Ловким маневром Воронин отрезает ей путь. Вдоль кромки полыньи ледокол неумолимо надвигается. Медведица неожиданно останавливается. Предсказания „арктиков“ оправдались. Любопытство пересиливает у нее инстинктивный страх. Медведица ведет медвежат прямо на ледокол. Кажется, мгновенье — и „Седов“ раздавит форштевнем всех троих.

Видны желтые с зеленоватым отливом цвета морской воды шкуры медведей. Черный, опасливо нюхающий воздух нос медведицы. Доверчивые, изумленные мордочки медвежат.

Новицкий в упоении крутит ручку.

— Первым планом. Первым планом, — восхищенно шепчет он стоящей рядом с ним жене нового начальника архипелага Иванова, биологу Демме. Демме — первая женщина, едущая зимовать на архипелаг.

— Она же ведет их на смерть! Глупая. Ведь их убьют, — взволнованно отвечает Демме также топотом Новицкому.