Лондон уже признался в том, что являлся главным представителем троцкистского IV Интернационала во всей Восточной Европе, «главным резидентом американской разведки в Чехословакии под руководством Филда, прямого сотрудника Аллена Даллеса».

Он говорил, что в конце июля 1951 года его следователь капитан госбезопасности Когоутек на допросе объявил об обнаружении в ЧСР большого заговорщицкого центра, который возглавляет один из лидеров КПЧ. При этом Когоутек, по воспоминаниям Лондона, перечислил всех членов руководства КПЧ, добавляя после каждой фамилии слова «это не он». Лондон понял, что неназванной осталась только одна фамилия – Сланского [129] .

«Когоутек: „Ну, вы поняли, кого я имею в виду?“

Лондон: „Хотите сказать, Сланского?“

Когоутек: „Да, я говорю о Сланском“».

Как утверждал потом Лондон, все свои действия Когоутек согласовывал с советскими советниками, которых он называл «мои настоящие начальники» или «друзья».

Лондон оговорил Сланского отнюдь не потому, что его били. Скорее это был акт мести. Бывший заместитель министра был обижен на Сланского, так как считал, что именно он дал санкцию на арест его и других «испанцев». Теперь же после слов Когоутека у Лондона забрезжила надежда, что Сланский действительно мог по заданию американской разведки отправлять в тюрьмы честных коммунистов. А теперь его наконец-то разоблачили, возможно, с советской помощью. К тому же Когоутек показал Лондону протокол допроса бывшего заместителя министра внешней торговли Лебла от марта 1951 года, в котором также содержались обвинения против Сланского. Лондон решил, что Сланский уже арестован, иначе госбезопасность не осмелилась бы компрометировать второго человека в стране.

Лондон даже спросил Когоутека: «Так почему тогда раньше вы мне запрещали называть это имя, когда я пытался защитить себя?» Когоутек ответил: «Потому, что вы постоянно отрицали, что отвечали за троцкистскую группу и имели шпионские связи с Филдом. Теперь, когда вы подписали первые признания, партия считает, что мы должны идти дальше» [130] . Дальше следователь якобы добавил: «Господин Лондон, ну сами подумайте, кто, по-вашему, отдал приказ о вашем аресте и аресте других добровольцев (ветеранов гражданской войны в Испании – Прим. автора.)? Мы ведь не могли сделать этого без приказа Сланского! Он принес вас в жертву, потому что думал, что если выбросит вас за борт, то спасется сам» [131] .

В своих воспоминаниях Лондон, конечно же, не упоминает еще одну причину, по которой оговорил Сланского, – он наделся, что теперь избежит роли «звезды» предстоявшего судебного процесса и высшей меры наказания. На эту роль явно готовили Сланского.

На самом деле в конце июля 1951 года Сланский не только не был арестован, наоборот, вся страна 31 июля торжественно отмечала его 50-летие. Генерального секретаря наградили высшим чехословацким орденом Социализма. Готвальд направил Сланскому приветственную телеграмму, в которой, в частности, говорилось: «Дорогой товарищ! Вместе со всей нашей партией мы шлем тебе по случаю твоего 50-летнего юбилея большевистский привет… В первых рядах классовой борьбы… ты всегда последовательно боролся за проведение большевистской линии против оппортунистических вредителей и предателей… будучи всегда верным идеям Ленина и Сталина… Вся наша партия и наш трудящийся народ поздравляют тебя как своего верного сына и борца, преисполненного любовью к трудящимся и верностью к Советскому Союзу и великому Сталину» [132] .

Здравицы Сланскому пражское радио передавало в течение нескольких часов, прервав свою обычную программу. Видные драматические актеры читали отрывки из работ Сланского. Был издан в прекрасном кожаном переплете двухтомник избранных произведений генерального секретаря. Советское посольство в Праге не преминуло сообщить в Москву, что Сланский получил за свои труды фантастически огромный гонорар 1,2 миллиона крон.

В конце августа 1951 года министр госбезопасности Копржива лично пришел на допрос к Лондону, чтобы убедиться, что тот действительно назвал Сланского главой антигосударственных заговорщиков в Чехословакии. Причем даже по воспоминаниям Лондона заметно, что министр все равно не верил в вину Сланского: «Копржива, казалось, был потрясен» [133] . Но Лондон сказал, что сначала группой бывших «испанцев» – троцкистов руководил заместитель министра внутренних дел Йозеф Павел (к тому времени тоже арестованный), а затем руководство перешло непосредственно к Сланскому, который и расставил «троцкистов» на руководящие посты. Лондон: «Копржива слушал меня с ужасом… Копрживу постепенно задевают за живое мои ответы, и он начинает со мной полемизировать… Копржива вдруг кажется мне недовольным и выведенным из равновесия моими ответами. Несмотря на то, что я боюсь результатов своих действий, я тем не менее рад, что заставил его выслушать меня» [134] .

Именно показания Лондона имел в виду Сталин, когда в июле 1951 года рекомендовал Готвальду не верить словам заключенных. Готвальд даже вызвал Копрживу и сказал ему, что Сталин рекомендовал снять его с поста министра госбезопасности, так как его подчиненные слишком уж доверяют показаниям врагов. Копржива был в смятении: если Сталин доверял Сланскому, то почему советники МГБ СССР в Праге с помощью своих чехословацких коллег настойчиво пытались скомпрометировать генерального секретаря? [135] Но Готвальд прямо приказал Копрживе прекратить получение компромата против Сланского во время допросов. Копржива спросил, как ему это обосновать, особенно перед советскими советниками. Готвальд велел Копрживе самому придумать какую-нибудь причину.

Готвальд ответил Сталину на его письмо (привезенное Чепичкой) и возражал против перемещения Сланского с поста генерального секретаря. Президент писал, что хорошо знает Сланского и полностью ему доверяет. К тому же заменить Сланского на посту фактического лидера партии просто некем (это как раз учитывал и Даллес, направляя удар). А если уж и обвинять Сланского в кадровых ошибках, то и он, Готвальд, также несет за них полную ответственность [136] .

И все же Сталин, как упоминалось выше, порекомендовал снять Сланского с поста генерального секретаря за потерю бдительности. Поэтому Готвальд отложил в сторону подготовленный проект ответного письма и ответил Сталину, что согласен с его предложением, но намерен дать Сланскому другой важный пост. Ответ из Москвы был кратким: «Мы получили Ваше письмо. Согласны. Сталин».

Готвальд позвонил Сланским и попросил разрешения приехать к ним домой, как в добрые старые времена. Рудольф и Йозефа Сланские были польщены, и в тот вечер «Руда» и «Клема» (так называли друг друга Готвальд и Сланский) хорошо выпили. Будучи под хмельком, Готвальд не выдержал и с горечью произнес: «Они требуют, чтобы я снял тебя с твоего поста, и я уже не могу более откладывать этого». Готвальд подчеркнул, что специально распорядился отметить юбилей Сланского так помпезно, чтобы показать Москве заслуги «Руды» перед партией и страной. Но «их» это не убедило. Сланский, по воспоминаниям его жены, выразил понимание и предложил своему старому другу исполнить желание Москвы.