Злоключения одной из таких групп, состоявшей из пяти красноармейцев 149-го мотострелкового полка (Егора Валова, Тимофея Воронина, Ивана Давыдова, Ивана Клейменова и Мефодия Шияна), описал Тимофей Воронин:

«2 июля я попал в окружение японских самураев, нас окружили самурайские танки и ночью я отбился от своих и очутился с пятью человеками из пехоты. Всю ночь до рассвета искали выход к реке, но не могли найти и мы решили на день замаскироваться, ночью опять продвигаться. Дождались ночи и стали продвигаться, шли всю ночь, на рассвете впереди мы увидели самурайские машины, и мы решили опять замаскироваться и сидя в камыше решили продвигаться к своим, но нас заметил самурайский броневик и стал за нами наблюдать и мы все же [начали] продвигаться, но впереди себя заметили самураев. В одной лощине мы стали обсуждать в какую сторону продвигаться, но вдруг подошла японская машина и самураи набросились на нас, связали нам руки так, что руки вспухли, посадили в машину и везли в тыл, ширяли ногами».

Где-то рядом бродила, скрываясь от японцев, и вторая группа из пяти человек, в которую входили красноармецы 149-го мотострелкового полка Петр Акимов и Григорий Топилин и младший комвзвод 175-го моторизованного артиллерийского полка Петр Еремеев. Эта группа, как и предыдущая, к утру 4 июля оказалась в районе сосредоточения японских танковых частей и повторила ее судьбу:

«Я, красноармеец Акимов Петр Степанович, части 5987 3-го батальона взвода связи прибыл на фронт 28 мая. Окружен был японцами 2 июля ночью и попал в плен 4 июля. Наш батальон был окружен все 2-е число танками и пехотой, был дождь, ночь темная и мне было дано приказание комиссаром батальона ехать на машине в тыл, когда он подбежал к моей машине и сказал: машину гони в тыл, я тут же поехал, но был окружен противником, дорогу они перерезали. Еще ко мне был прикреплен курсант ездить практически, был вместе со мной и при окружении я был с дороги сбит, заблужден и машину у меня разбило и окружали танками, пехотой, по нас открывали огонь, ну и мы открывали огонь, но пока до последних патронов и пришлось отступить. К утру мы оказались в тылу у противника и мы стали искать где бы замаскироваться. Нашли осоку и замаскировались 3 числа до ночи и ночью обратно пошли, блудили всю ночь, никак не могли выйти. Утром смотрим обратно кругом ихние войска, находить стали обратно маскировку и так было время к обеду. Один из нас, отделенный командир, вышел из этой осоки на бугор, его заприметили с наблюдательного пункта и прибыло японцев человек 40, окружили нас, но нам нечем было обороняться, было 3 винтовки, патрон не было. Из них одна винтовка была без штыка, нас было 5 человек, нас по одному посвязали и пешком повели, а одного из нас ранили в плечо, насквозь пуля вылетела…».

В ходе отражения первого удара группы Ясуока на правом берегу Халхин-Гола произошел еще один эпизод, восстановить обстоятельства которого пока не удалось. 3 июля были взяты в плен командир взвода учебной роты 406-го отдельного батальона связи лейтенант Георгий Еретин и шофер той же части красноармеец Филипп Самойлов. Есть основания предполагать, что они были захвачены солдатами 4-го танкового полка около 22.00 в районе озера Узур-Нур. В списке потерь батальона [20] Еретин и Самойлов значатся не «пропавшими без вести», но «попавшими в плен», однако обстоятельства остаются неизвестными. Г[осле окончания боевых действий японцы продолжали утверждать, что Георгий Еретин перешел на их сторону добровольно. Он был передан СССР только при втором обмене пленными в апреле 1940 года и, вероятно, расстрелян во второй половине 1940 или в начале 1941 года. Филипп Самойлов из плена не вернулся. Возможно, это означает, что он оказал сопротивление и был убит при пленении, так как 4-й танковый полк в своем донесении в штаб группы генерал-лейтенанта Ясуока Масаоми доложил о захвате только одного пленного связиста. [21]

К 8 июля кадровые части 57-го особого корпуса – 11-я танковая бригада, полки 36-й мотострелковой дивизии (24-й и 149-й) и 7-я, 8-я и 9-я мотобронебригады – понесли серьезные потери. Кроме того, порочная практика действий «отрядами», а не частями как единым целым, привела к расстройству системы управления и снабжения. Командование корпуса в лице комдива Г.К. Жукова начало вводить в бой подходящие из СССР форсированным маршем новые соединения – 5-ю моторизованную стрелково-пулеметную бригаду и 82-ю стрелковую дивизию. Эти части были развернуты из кадра в июне и, в значительной степени, были укомплектованы красноармейцами и командирами, призванными из запаса и не имевшими должной подготовки. Результатом стала единственная в истории Халхингольской войны массовая сдача в плен – по всем правилам, с белым флагом.

До начала Халхингольской войны 5-я моторизованная стрелково-пулеметная бригада 20-го танкового корпуса дислоцировалась у станции Борзя. Бригада содержалась по штатам мирного времени, но даже по этим штатам имела значительный некомплект. 2 июля, с обострением положения на халхингольском фронте, ее в течение одного дня укомплектовали резервистами до штатов военного времени и отправили в Монголию. Подготовка бригады к выступлению велась поспешно, водители грузовиков поступили из приписного состава в 22.00 2 июля, а в полночь бригада уже выступила на фронт – с неподготовленными и необкатанными машинами и на 2/3 новым личным составом, не изученным командирами частей и подразделений. Вдогонку 3 июля на пополнение бригады было отправлено пять стрелковых рот 601-го стрелкового полка 82-й стрелковой дивизии, практически полностью укомплектованных резервистами. Для ускорения движения боеприпасы на руки личному составу выдавались в движении, личный состав практически всю дорогу не получал горячей пищи из-за отставших кухонь. 800-километровый марш занял почти четверо суток и к 20.00 6 июля бригада достигла Тамцак-Булака. Следующим утром, в 8.00 7 июля, штаб получил приказ выступить в район боевых действий и к полудню соединение сосредоточилось в 10–12 километрах от реки Халхин-Гол. Отдохнуть не дали и здесь. В 8.00 8 июля бригаде было приказано немедленно форсировать реку. Подходящие к переправе колонны измотанных шестью днями марша стрелково-пулеметных батальонов 5 МСПБр – 162-го, 165-го и 169-го – сразу попали под артиллерийский обстрел с одновременной бомбардировкой с воздуха и переправиться не смогли. Для приведения в порядок их пришлось отводить от реки. Вторая попытка переправы, произведенная после выданного красноармейцам обеда, была удачной – колонны бригады переправились, хотя и понесли потери от артиллерии и бомбардировщиков противника.

На восточном берегу Халхин-Гола 5-я стрелково-пулеметная бригада должна была сменить потрепанные батальоны 7-й, 8-й и 9-й мотобронебригад и занять участок между 24-м и 149-м мотострелковыми полками 36-й дивизии. Однако после пересечения реки штаб бригады фактически потерял управление батальонами и с вечера 8 июля командиры батальонов действовали по своему разумению, исходя из полученных ранее инструкций.

В третьем батальоне бригады – 169-м отдельном моторизованном стрелково-пулеметном батальоне, которым командовал капитан Николай Казаков, это выглядело так. Всю ночь командный состав батальона, не имевший сведений ни о положении своих частей, ни о противнике, ни о местности, «ходил с ротами разыскивая части, которые приказано было сменить».

Связи со штабом бригады не было, не было ее и внутри батальона, так как начальник связи батальона лейтенант Шумко «в силу своей трусости отошел в тыл со связью». Единый непрерывный фронт батальону создать не удалось. Роты были разбросаны между подразделениями бронебригад, отводившихся со своих участков обороны на отдых. Позиции были заняты только к 6 часам утра, вскоре японцы открыли артиллерийский огонь по позициям 2-й роты; к 10 часам в роте было двое убитых и трое раненых. Связь с тылами была утеряна, поэтому ни вечером 8 июля, ни в течение всего дня 9-го, личный состав 169-го батальона накормлен не был. Тем не менее, в 16 часов 9 июля, выполняя ранее полученный приказ, батальон перешел в наступление. Приказ на наступление отдавал начальник штаба старший лейтенант Попов – комбат Казаков находился в одной из рот. Наступление батальона развивалось относительно успешно, однако, потеряв контакт с соседями, а затем попав под обстрел и понеся потери, батальон отошел назад в барханы, где и занял оборону. Командир батальона на исходную позицию не вернулся, начальник штаба был ранен и в командование батальоном вступил лейтенант Петренко. Только утром 10 июля ему удалось восстановить связь с бригадой, подтянуть тылы и накормить бойцов.

Тем временем, в нескольких километрах перед фронтом окопавшегося в барханах батальона, к вечеру 9 июля вокруг комбата собралась группа отбившихся от разных подразделений страдающих от жажды голодных и уставших красноармейцев. Первоначально группа состояла из 14 человек (капитана Казакова, одного младшего командира и 12 рядовых). Казаков повел их в сторону позиций 162-го батальона. В темноте группа наткнулась на японскую заставу и, после небольшой перестрелки, отошла. Ночь провели в степи, опасаясь двинуться дальше. Здесь группа потеряла красноармейца Николая Митрофанова, он ушел разыскивать свою часть самостоятельно и вскоре был взят в плен японцами. С рассветом комбат выслал на разведку пути красноармейца Спиридона Аликина. Вернувшись из-за сопки, Аликин доложил, что видел трех японцев и телефонный кабель. Группа свернула в сторону и двинулась дальше. Именно в этот момент Казаков приказал Аликину снять свою нижнюю белую рубаху и повесить ее на штык своей винтовки. Спиридон Аликин, после пререканий, это приказание выполнил. Пройдя около трех километров, группа вновь натолкнулась на японцев и была обстреляна. Младший командир и один из красноармейцев были убиты, а капитан Казаков и красноармеец Некрасов ранены. Аликин сбросил со штыка рубашку, однако «малодушный капитан» нацепил рубаху на штык своей винтовки и поднял ее вверх, показывая, что группа сдается в плен. Японцы прекратили огонь. Первым бросил свою винтовку Тимофей Бакшеев; он с поднятыми руками направился к японцам. Остальные – Спиридон Аликин, Петр Панов, Влас Азанов, Виталий Завьялов, Александр Бизяев, Яков Тиунов и Иван Тиунов остались на месте и, не оказывая сопротивления, сдались в плен четверым подошедшим японским солдатам. [22] У сдавшихся немедленно отобрали оружие, затем связали, избили и отвели в штаб. В штабе Казаков сдал японцам документы и карту и, согласно материалам следствия, вероятно, почерпнутым из неприятелькой прессы, заявил: «Хотел привести вам всю роту, а удалось привести только 13 человек». [23] На следующий день, поздним вечером 11 июля, группа Казакова (и, вероятно, еще несколько красноармейцев, плененных 7-11 июля) была продемонстрирована японским и иностранным журналистам.