Шрифт:
– Интересно же.
– Давай опять трахаться.
– Погоди. Представляешь, всякие профессии. И нам решать…
– Не хочу. – Она перестала водить пальцем. – Это бред. А ты чокнулся. За нас выбирают, и думать тут не о чем. Уни знает, какие у нас…
– Да пошел он в драку! Притворись на минуту, что мы живем в…
Анна перевернулась на живот, затылком к нему, и напряженно застыла.
– Извини, – сказал он.
– Мне тебя жалко. Ты болен.
– Нет.
Она молчала.
Скол сел и в отчаянии поглядел на ее непреклонную спину.
– Нечаянно вырвалось. Прости.
Тишина.
– Это же всего-навсего слово, Анна.
– Ты болен.
– О, злость возьми!
– Вот видишь!
– Слушай. Забудь. Забудь все, а? Просто забудь. – Он погладил ее между бедрами, но она сомкнула их, не пуская его руку.
– Ладно тебе! Что ты дуешься! Я же извинился. Давай трахаться. Хочешь, полижу?
Через некоторое время она расслабила ноги и позволила себя пощекотать.
Потом села.
– Ли, ты больной?
– Нет. – Он выдавил смешок. – Вовсе нет.
– Выбирать профессию!.. Сказанул! Да каким образом? Мы не можем все учесть!
– Просто думаю об этом. Нечасто. Почти никогда.
– Чудные у тебя мысли. Звучит… прямо до-У.
– Больше не буду, обещаю. – Он поднял правую руку, и браслет съехал. – Клянусь любовью к Семье! Иди сюда, я тебя полижу.
Она с озабоченным видом опустилась на одеяло.
На следующее утро без пяти десять позвонила Мэри СЗ. Попросила зайти.
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Хорошо. Иду.
– Зачем ты понадобился ей в воскресенье? – удивилась мать.
– Не знаю.
Скол знал. Анна ВФ позвонила наставнику.
Он ехал на эскалаторе, все вниз и вниз, гадая, много ли рассказала Анна и как ему теперь выкручиваться; неожиданно к горлу подступили слезы и захотелось признаться Мэри, что он больной и эгоистичный лгун. На соседних эскалаторах товарищи безмятежно улыбались и с удовольствием слушали бодрую музыку из динамиков; один он чувствовал себя виноватым и несчастным.
В отделении наставников было непривычно тихо. Кое-где переговаривались, однако большинство кабинок пустовало, на столах царил порядок, кресла ждали хозяев. В одной из кабинок товарищ в зеленом комбинезоне ковырял отверткой телефон.
Встав на кресло, Мэри украшала рождественскими флажками картину «Уэй обращается к химиотерапевтам». На столе лежали мотки красных и зеленых флажков, стоял открытый телекомп и контейнер чая.
– Это ты, Ли? – спросила она, не оборачиваясь. – Быстро!.. Садись.
Скол сел. На экране телекомпа горели зеленые символы. Кнопка «ввод» удерживалась в нажатом состоянии с помощью сувенирного пресс-папье из РОС81655.
– Не падай, – приказала Мэри гирлянде и, не отрывая от нее глаз, слезла. Флажки не шелохнулись.
Она придвинула кресло, улыбнулась и села; взглянула на экран, отхлебнула чая и снова улыбнулась.
– Товарищ говорит, что тебе нужна помощь. Девушка, которую ты вчера трахал, Анна… – Мэри бросила взгляд на экран. – ВФ35Х6143.
Скол кивнул.
– Я сказал неприличное слово.
– Два, но это не важно. По крайней мере, по сравнению с остальным. Ты предлагал представить, что нет Уникомпа, и выбрать себе профессию.
Скол принялся рассматривать красно-зеленые мотки флажков.
– И часто ты об этом думаешь, Ли?
– Только изредка. В свободный час или ночью; в школе и во время телепередач – ни разу.
– Ночь тоже считается. Ночью надо спать.
Скол молчал.
– Когда это началось?
– Не знаю, несколько лет назад. В Евр.
– Дедушка научил?
Он кивнул.
Мэри бросила взгляд на экран и снова посмотрела на Скола – с сочувствием.
– Тебе не приходило в голову, что «решать» и «выбирать» – эгоистично?
– Да, может быть. – Скол водил пальцем по краю стола.
– А я здесь на что, Ли? Зачем нужны наставники? Помогать, так ведь?
Он кивнул.
– Почему ты не сказал мне? Или наставнику в Евр? Зачем ждал, не спал ночами и тревожил эту девушку?
Скол пожал плечами, глядя на потемневший от нажима ноготь.