— Есть, значит, светлое, и есть тёмное, — сказал Джо Клементи.

Сэм Кулиса сдвинул шляпу на затылок и поболтал торчащим изо рта окурком:

— А что это за карта такая — «Герцог Домино»? Я о такой игре никогда не слышал. Прямо как «берущийся за всё».

— И ни в чём не Мастер, — сказал шеф Маллиган; его голова так смешно кивнула на сломанной шее, что все громко засмеялись.

Мастер побежал через придел и схватил валявшийся на полу автомат. Передёрнув затвор, он нажал на курок.

Ничего не произошло.

Увидев, что все смотрят на него, он снова засмеялся.

Глава Бога начала двигаться к пролому в стене.

— Похоже, пришёл твой конец, Дук, — сказала Марджи.

— Это всё равно не настоящий Бог! — крикнул Мастер. — Со мной он мог получить настоящее могущество! А не эту приторную доброту!

На мгновение, которое длилось вечно, он разглядел в ртути своё отражение. Его раздирала ненависть. Его терзала жестокость. Он весь был пропитан злом. Он старый. Слишком старый. Старый для прожитых им лет. Само воплощение зла. И как же ему нравилось зло! И всё равно они все ошибались. Вся Вселенная ошибалась в своих самоуверенных допущениях. Это ещё не конец.

— Не бывает света без тени, — снова сказал Джо Клементи. — Так может быть, нам нужна эта тьма?

Возле алтаря из воздуха материализовался высокий серый ящик. Автомат в руке Мастера превратился в короткий ствол его сжимающего материю элиминатора.

Он мрачно кивнул Главе Бога, и та долго держала его взгляд. Затем её охватило сияние. С рёвом она пролетела в пролом в стене и унеслась в ночное небо, во Вселенную, словно комета.

Мастер напряг своё больное тело и гордо пошёл к своей ТАРДИС. Люди расступились, давая ему пройти.

Он перешагнул порог своего корабля, развернулся, и навёл элиминатор на Марджи. Затем он холодно улыбнулся — так, как ей нравилось — и зашёл вовнутрь. У него были незавершённые дела.

Жизнь идёт своим чередом.

Неземное сияние рук Сильвермана снова угасло, и в кабинете стало темно. В этот раз я не стал снова зажигать свечи.

— Знаете что, Сильверман? — сказал я, когда он положил флакон на стол. — Вам нужно в Голливуде работать. Таких безумных баек они ни разу не придумывали.

Мой клиент задумался.

— Снова Доктор… — размышлял он.

— Да, — согласился я, — но что-то тут не сходится. Его голос. Сильверман, вы описали его как глубокий и низкий. Но в первый раз вы его иначе описывали.

Ясновидец пожал плечами:

— Эти события имели место в тысяча девятьсот тридцатых годах, явно на несколько лет позже тех, которые случились в Англии. За такое время человек может сильно измениться.

Я недовольно проворчал:

— И вы не можете сказать, как он выглядел?

— Сожалею, — ответил он, — но больше я ничего добавить не могу. Из этого объекта я не могу больше извлечь никакой информации.

— И даже эта информация ничего нам особо не даёт, — проворчал я. — И снова это слово… «ТАРДИС»…

Несколько мгновений мы сидели молча, а затем я кивнул в сторону стола:

— Нужно попробовать ещё что-нибудь.

— Хорошо, — Сильверман размял костлявые пальцы и протянул руку.

В тусклом свете камина я с трудом увидел, что он взял скомканный буклет, на котором кто-то нарисовал странную, похожую на карлика фигурку. Он взял буклет в пригоршню, готовый снова начать.

— Вы… что-то в этом понимаете? Я даже и не знал, что существуют такие организации.

Морис был потрясён и растерян, но явно изо всех сил пытался переварить информацию. Поняв это, Доктор взял с полки на спинке скамьи фотокопию буклета с гимнами, перевернул её, вынул ручку, и что-то нарисовал. Завершённый рисунок — худого человечка с непропорционально большими головой и глазами — он протянул Морису. По лицу старика священника Доктор понял, что смог его убедить.

— Пройдёмте лучше в мой кабинет, — сказал священник, понизив голос почти до шёпота. — Там нам никто не помешает.

В тускло освещённом коридоре рядом с кабинетом священника кто-то стоял у двери и заглядывал вовнутрь сквозь щель. Разговор было хорошо слышно, и безмолвный наблюдатель внимательно слушал, стараясь дышать не слишком громко…

— Это случилось две недели назад, — Морис прикрыл глаза и мысленно воссоздал, как всё выглядело. — Я тогда был в церкви.