– Петр, – поддержал друга Крячко, – Сукалев не мог пережить того, что стал убийцей. Я говорил тебе и Леве – не годятся эти люмпен-интеллигены на такое. Он заявился в среду к Воробьеву в студию, на свою беду нарвался там на Василия. Впал в истерику.

– Вот, прочти протокол, – хмуро сказал Лев. – Васька же не скрывает – Сукалев орал на всю коммуналку, что пойдет каяться, что кровь с себя смыть хочет… Потом, понимая, что конец ему, просил их позвонить Александре – отсюда телефон на бумажечке. Надеялся, что эта крокодилица его защитит. А тут и драка под окном, как по заказу.

– Согласен. – Генерал зябко поежился. – Станислав, закури, что ли. Если мне нельзя, так хоть… Но почему первые четыре иконы Сукалев вытащил преспокойно?

– Он знал Каленова. То, что алкоголизм не лечится, тоже знал. Перед кражами просто подпаивал сторожа, затем уходил, прятался в подвальчике с АГВ, потом, дождавшись, когда Григорий крепко заснет, отпирал запертую сторожем дверь дубликатами ключей, снимал нужную икону. Вешал на ее место подделку… Никаких подозрений, тем более что четыре первые – совсем небольшие по размеру, да еще в окладах. Никто не замечал! Кстати, эти четыре он отдавал отнюдь не Александре. Николаю Ивановичу. В последний же раз получился трагический сбой. Смотрите: они же вовсе не собирались вешать на место тверской иконы копию, им нужен был скандал. Иначе как бить Набокова? Но никаких смертей! Взять икону, оставить пустое место и тихо смыться. Я уверен, что Илья поил Каленова в этот проклятый вечер, а уж почему Григорий проснулся… Не хотелось бы о мистике, о промысле божием, но ничего другого в голову, извините, не приходит.

– В убийстве Кости Иванова, – при этих словах голос генерала ощутимо дрогнул, – мерзавец признался. Остапчук на очной его дожмет, и тут все ясно. Но что именно узнал Костя, ты понял, Лев? Почему его убили?

– Нет. Не совсем. То есть что именно Иванов понял – совершенно ясно. В протоколе отражено. Но вот откуда, от кого Костя получил информацию о том, что Сукалев за два часа перед дракой пришел в «студию», мы, боюсь, не узнаем. Разве опять Станислава в милую компанию алконавтов запускать.

– От алкоголизма за казенный счет лечить будете, – меланхолически отреагировал Стас. – Впрочем, пить – так пить, как сказал котенок, когда его потащили топить. Если ради дела, тем более – вдруг понравится?

– И тогда Костя, – лицо Гурова исказилось, – ринулся за подтверждением своей, совершенно правильной версии, к «народному» на квартиру. Да, именно на Новоспасскую. По неопытности раскрылся. Перепуганные мерзавцы… А, что там!

– Ясно. Теперь мне понятно все, – Орлов подошел к сидящему в его же генеральском кресле Гурову и ласково потрепал его по плечу. – Отлично, ребята. Отдыхайте, дальше уж не наша пахота.

Лев устало улыбнулся друзьям, подумав, что даже двум этим самым близким людям он не скажет ничего об окончании разговора с Александрой Бурновой.

Тогда, уже получив от Александры аккуратно упакованную в полиэтилен икону, он спросил ее:

– Саша, зачем вам все это было нужно? Что, денег вам не хватало? Нет, не хотите – не отвечайте, но тогда и я не окажу вам некоторой любезности – так, напоследок. Ох, как моя любезность вам может понадобиться…

– Я хотела почувствовать себя человеком. Игроком, а не пешкой. – Злое бешенство в ее глазах сменилось такой же злой усталостью. – Нет, не деньги. Даже не власть над этими одноклеточными. Я хотела стать выше, больше, подняться над быдлом, над толпой! Да разве вам понять…

– Отчего же не понять. – В голосе Гурова звучало такое бесконечное презрение, что глаза Александры округлились. – Выше, говорите? Я вам, Саша, одну легенду расскажу. Один к одному про вас. Не помню, чья она, давайте считать, что кхмерская – тигры там… дикобразы… Какая же вы, Сашенька, дура! Нет, послушайте.

Пристально глядя в глаза собеседнице, Гуров тихо, размеренно заговорил:

– Захотелось кролику подрасти. Вроде вас он был, Саша, этот кролик… Так сильно захотелось, что дошел он до самого бога. Вы бы не побоялись, и он добрался… – легенда все-таки!

Бог обещал исполнить его желание, если кролик принесет ему шкуру тигра, шкуру обезьяны и шкурку дикобраза.

Пошел кролик к тигру.

– Бог доверил мне одну тайну, – сказал он вполголоса.

Тигр захотел узнать эту тайну, и кролик открыл ему, что приближается ураган.

– Я спасусь, потому что я маленький. Я спрячусь в любую щелку. А что будешь делать ты? Ураган тебя не пощадит.

Тигр очень испугался.

– Но я знаю, как можно тебя спасти, – продолжал кролик. – Найдем дерево с крепким стволом, я привяжу тебя к нему за шею и за лапы, и никакой ураган тебе будет не страшен!

Поблагодарил его тигр и позволил привязать себя к дереву. А кролик убил его ударом дубины и содрал шкуру.

Дошел кролик до дерева, на котором сидела обезьяна, и остановился под ним. Взял за лезвие нож и стал рукояткой бить себя по шее. И при каждом ударе хохотал. Насмеявшись вдоволь, положил нож на землю и ускакал.

Но ускакал не далеко, а спрятался за веткой дерева и стал наблюдать.

Обезьяна сразу же спустилась с дерева, осмотрела вещь, которая так смешит, почесалась. Потом схватила нож и одним ударом отсекла себе голову.