Нас славян ведь триста миллионов,

Воевать умели мы всегда!

Гитлер был низвергнут в ад Содома,

Надерем и Клинтону бока!

Не стерпеть славянам униженья,

Мы за сербов встанем все горой!

Не потерпим больше оскорбленья,

В пыль сотрем врага стальной рукой!

Если все мы за руки возьмемся,

Пентагон сумеем сокрушить!

От забвенья адского проснемся,

Гордость нашу НАТО не убить!

Мальчишка читал стихи с пафосом и воодушевлением. Эдик не притворно восхитился.

— Отличные стихи! Давно я таких не слыхал…

Пацан кивнул, подхватил со столика шоколадную конфетку и мелькнув босыми пятками, выскочил из палатки.

Алексей Викторович пожал плечами и заметил:

— Да способный парнишка. Но к сожалению следует признать, что сербы проигрывают. Они не могут противостоять, такому напору неприятеля с неба. Слишком уж неравные силы, в том числе и в качественном выражении.

Эдуард глотнул еще чайку и заметил:

— Одной воздушной прессовкой война не выигрывается. А когда дело дойдет до суши. Когда начнутся контактные бои, то в этом случае потери НАТО вырастут. И общественное мнение Запада о войне поменяется. Цинковые гробы их просветят.

Профессор глотнул кофейку и ответил:

— Может это мое личное мнение, но скорее до сухопутной операции дело не дойдет.

Эдик слегка удивился:

— А это еще почему?

Алексей Викторович высказал мнение:

— Скорее всего Милошевич в ближайшие недели попытается найти с НАТО компромисс. Иначе скоро от Югославской экономики ничего не останется. Да и потери сербов в технике растут. В случае сухопутной операции, соотношение сил окажется очень уж неравным. Можно потерять всю страну. А Косово, похоже, все равно не удержать. Фанатичные мусульмане будут сражаться до конца. И получать поддержку из очень многих стран мира.

Эдуард неожиданно для себя спросил:

— И почему сотни миллионов людей в мире верят в это…

Профессор пожал плечами и заметил:

— А мусульман удивляет, как мы можем верить в Бога распятого. Стал бы допускать Всемогущий Бог, чтобы его распяли? Существует множество религий. Я в свою очередь в юности увлекался Дез-Буддизмом. Думал, Буддизм, самая просветленная и мудрая религия.

Эдуард поднял глаза и ответил:

— Буддизм… Единственная религия, что не вела религиозных войн. Обозначает — просветление.

Профессор кивнул и честно признался:

— Поначалу меня привлекала возможность отыскать в себе новые способности. Но потом. Буддизм учит монашеству, воздержанию, и вообще религия множества запретов. И я расстался с Буддой. Хотя надо отдать должное, князь Гуатама прежде чем улететь в нирвану, он сказал ученикам: не делайте из меня Бога, сами будьте себе светильниками. Вот под этим можно и подписаться.

Эдуард осторожно допил чай и заметил:

— У человека должна быть вера. Пусть даже не претендующая на исключительность. Даже наоборот претензии на полноту истину и на непримиримость не приемлемы. Ибо это значит унизить другую веру.

Профессор логично заметил:

— Точно также как и Ленка имеет право на альтернативную любовь. Мы все приезжаем на Утриш чтобы по развлекаться. Я вот тоже нашел себе интересную любовь. Жена ведь надоедает.

Эдуард присвистнул через ноздри и повеселел:

— Раз так, то можно.

Но вернувшись себе в палатку, Эдик с горя откупорил бутылку водки. Эх, взять и напиться, а затем отключиться и забыться.

Когда бутылка была опустошена более, чем наполовину, появилась Ленка. Девушка, тоже приняла на грудь и чувствовала себя на белом коне. И полезла целоваться к Эдику. Молодой мужчина начал отстраняться, но Ленка проявила напор.

Эдуард позволил оседлать себя. И спустя пару мгновений его увлек древнейший инстинкт. Тем более, кто может устоять против подобной красавицы.

В голове у Эдуарда крутилось: помни заповеди Буддизма — воздержание, прежде всего. Или познай истину, через опыт.

Да Буддисты считают молитвы богам бесполезной тратой времени. А вот как на счет секса? Ведь если будешь следовать воздержанию, то нирваны не достигнешь. Так что не увлекайся аскетизмом.

Ленка была ненасытной, и в конец истощенный Эдуард уснул. Ему приснился Будда на огненной колеснице. Основатель одной из основных мировых религий рассекал небо и пускал молнии.

Эдуард обратился к нему: