Генерала-профессора, жившего в Мюнхене почти безвыездно, всегда окружали неординарные люди. Одни были источниками информации, другие – «агентами влияния». Рихард Зорге был в числе тех, кто поставлял первоклассную информацию о ситуации в Японии, за которой Хаусхофер следил с неослабевающим вниманием. С Риббентропом было по-другому. Однажды Альбрехт спросил отца, почему тот поддерживает нацистов. «Будем учить наших хозяев», – многозначительно проронил старый геополитик (22). Отвечая в сентябре 1945 г. на вопросы американских разведчиков о своих отношениях с Риббентропом, Карл Хаусхофер кратко сказал, что «учил его читать карты». «Что вы имеете в виду под чтением карт?» – переспросил один из американцев. Видимо, считая излишним посвящать врагов в детали, Хаусхофер сухо, но внушительно ответил: «Я учил его базовым политическим принципам» (23). Под этим следует понимать основы евразийской геополитики и геостратегии – именно такой ориентации придерживался Риббентроп, выступая за военно-политический союз с Японией, а затем и с Россией. Еще одним связующим звеном между ними можно считать Фрица Хессе, бывшего ученика Хаусхофера по Мюнхенскому университету, ставшего доверенным лицом Риббентропа в бытность того послом в Лондоне.

О некоторых связях Хаусхофера мы знаем мало, что прежде всего относится к России и русским. Можно встретить утверждения, что с ним сотрудничал Савицкий. Конечно, Петр Николаевич – самый «геополитический» из евразийцев – изучал труды генерала-профессора и испытал его влияние, но у нас недостаточно оснований говорить об обратном воздействии. Несмотря на переводы, работы Савицкого и других евразийцев не вызвали особого интереса у сильных мира сего в Европе и на тамошнюю Большую Политику не повлияли. Хаусхофер не обошел евразийство вниманием, но у него были другие источники информации о России и каналы связи с ней. Прежде всего, это Оскар фон Нидермайер, личность которого лишь недавно стала привлекать к себе внимание (24).

Родившийся в 1885 г. в буржуазной семье, Нидермайер выбрал карьеру военного и стезю ориенталиста, занявшись изучением Персии, Афганистана и Индии. Разведчик и ученый в одном лице, он был первым европейцем, посетившим и описавшим многие местности, но не забывавшим о перспективе использования населявших их народов против Британской империи. Те же мысли владели его старшим русским коллегой Алексеем Снесаревым – царским генералом, советским военспецом и всегда геополитиком. В конце мировой войны Нидермайер оказался в Баварии, где участвовал в подавлении «красного» мятежа и познакомился с Хаусхофером. Принятый в рейхсвер в чине майора, он стал центральной фигурой в налаживании контактов с Красной Армией и уже в 1920 г. общался с Троцким и советским представителем в Берлине Виктором Коппом, в будущем – первым советским полпредом в Токио. Летом 1921 г. Нидермайер – под псевдонимом Нойман – ездил в Петроград для осмотра верфей и военных заводов; его сопровождали Копп, заместитель наркома иностранных дел Лев Карахан и «русский немец» Густав Хильгер, ранее отвечавший за репатриацию военнопленных (Копп занимал аналогичную должность в Берлине). Впечатления оказались безрадостными: верфи и заводы находились в запустении, а у потенциальных партнеров не было денег – но идея сотрудничества не умерла. Через несколько месяцев Нидермайер участвовал в переговорах Красина и Коппа с Зектом. Переговоры, кстати, велись на берлинской квартире майора Курта фон Шлейхера – будущего «политического генерала» и предшественника Гитлера на посту рейхсканцлера. Мир и впрямь невероятно тесен, В конце 1921 г. Нидермайер вышел в запас и отправился в Советскую Россию, возглавив «Московский центр» (Zentrale Moskau) по координации сотрудничества в качестве де-факто военного атташе; посол Ранцау был открыто недоволен его независимым поведением. Секретный доклад начальника IV (разведывательного) управления Штаба РККА Я. Берзина наркому по военным и морским делам Ворошилову от 24 декабря 1928 г. характеризовал его как «махрового разведчика герм(анского) штаба» (25). Работа в Москве ему нравилась. «Столько личностей, как здесь, – писал Нидермайер 4 апреля 1929 г. своему теперь уже близкому другу Хаусхоферу, – редко можно встретить в другой стране; у нас – наверняка нет. Это, пожалуй, одно из самых сильных моих впечатлений здесь: здоровый народ и растущие будущие вожди. Что бы ни случилось и что бы здесь ни рухнуло, этот народ не погибнет и сможет, впервые за всю свою историю, выдвинуть вождей из своих собственных рядов. Нам предстоит сперва выработать дистанцию, чтобы хоть в какой-то мере понять большевизм и все его последствия. Мы должны научиться и тому, как обезвредить наших собственных коммунистов и при этом не повредить нашим хорошим отношениям с Советской Россией» (26). Очень разумный подход – и государственный, и геополитический.

В Москве Нидермайер проработал до 1931 г., когда генерал-майор Эрнст Кестринг был назначен военным атташе после нескольких неофициальных миссий в Россию, о которых он извещал не только непосредственное начальство, но и Зекта. Вернувшись домой и выйдя в отставку, Нидермайер посвятил себя науке, защитив докторскую диссертацию и получив доцентуру в Берлинском университете по оборонной географии и оборонной политике (вскоре стал профессором). В 1934 г. в соавторстве с эмигрантским историком и географом Юрием Семеновым он выпустил книгу «Советская Россия. Геополитическая постановка проблемы», хвалебное предисловие к которой написал Хаусхофер. Среди людей, с которыми Нидермайер контактирует в эти годы, – корифей германской славистики профессор Отто Хетч, Альбрехт Хаусхофер и советник полпредства СССР Сергей Бессонов, которому в 1938 г. на процессе «правотроцкистского блока» Бухарина – Рыкова будут также инкриминировать связи с Гессом и Хаусхофером.

Радикальное ухудшение двусторонних отношений в середине 1930-х годов сказалось на германской русистике не менее пагубно, чем на советской германистике. На карьере Нидермайера это, правда, не отразилось: в 1937 г. он был назначен директором Института военных наук и принимал непосредственное участие в создании Института краеведения при Берлинском университете в 1938 г. и нового Географического института, который сам возглавил в 1939 г. С началом войны он стал рваться на фронт, что объяснялось и его сложными отношениями с академическими кругами. Однако ему доверили лишь «инородческий» легион, состоявший в основном из турок, и то только в 1942 г. На поле боя, в Югославии и Италии, он не отличился и был снят с командования, а в конце 1944 г. арестован за критику восточной политики Гитлера (против нее выступал и Кестринг, назначенный генерал-губернатором оккупированного Кавказа).

Освобождение в мае 1945 г. сменилось новым пленом – на сей раз русским. «Когда Нидермайер искренне заявил о своей уверенности (осенью 1944 г. – В.М.), что Советы, если возьмут его в плен, ничего ему не сделают, Кестринг возразил ему с такой же уверенностью, что их обоих повесят. Нидермайера чуть-чуть пониже, ибо он всего лишь генерал-майор (Кестринг был генералом от кавалерии. – В.М.)» (27). Нидермайера не повесили, но в 1948 г. приговорили к 25 годам тюрьмы, перед тем, надо полагать, основательно допросив. 25 сентября того же года он умер от туберкулеза во Владимирской тюрьме; реабилитирован в 1997 г. Так замкнулся круг судьбы этого неординарного человека, роль которого в истории «континентального блока» еще предстоит изучить и осмыслить.

Хаусхофер непосредственно участвовал и в первой достоверно известной попытке японско-германского сближения при нацистском режиме. «(В субботу) 7 апреля 1934 г. (Рудольф) Гесс в частном порядке встретился с японским военно-морским атташе (контр-)адмиралом Эндо (Есикадзу) у профессора (Карла) Хаусхофера на Кольбергер штрассе 18 (в Мюнхене) и обратился к нему с полуофициальными предложениями, хотя и германская армия, и министерство иностранных дел явно предпочитали Китай Японии. Марта Хаусхофер подавала чай, а профессор переводил. Поначалу оба были сдержаны в своих суждениях, но затем Гесс заявил в открытую: «Ну что ж, я могу сообщить вам – а я говорю от имени фюрера – мы искренне желаем, чтобы Германия и Япония шли одним курсом. Но я должен заметить, что в этом не может быть ничего такого, что поставило бы под угрозу наши отношения с Великобританией». Эндо расплылся в одобрительной улыбке, которая обнажила его золотые зубы, а Хаусхофер облегченно вздохнул. В своих неопубликованных записях он описал эту встречу как первый шаг на пути к Антикомин-терновскому пакту, который страны заключили в ноябре 1936 г.» (28).

Непосредственных результатов встреча не дала, но следует отметить следующие важные моменты: а) инициатива исходила не от Гесса, т. е. не от руководства Германии, а от Хаусхофера или от японцев; б) с германской стороны переговоры вел заместитель Гитлера по партии, а не военный или дипломат; в) Гитлер и Гесс как атлантисты ставили отношения с Великобританией выше любых перспектив союза с Японией; г) первые попытки сближения были сделаны еще до контактов Риббентропа с японским военным атташе Осима Хироси. Именно эти двое стали главными инициаторами Антикоминтерновского пакта ноября 1936 г., к которому – по остроумному замечанию Риббентропа – в августе 1939 г. присоединился Сталин.