– Кое-какие, может, и сказки, а кое-какие очень даже всамделишные, – проворчал лис. – Может, оттого мне и не живется в монастыре, что я в приметы верю? Может, я потому и скитаюсь по морю, что хочу легенду увидеть?

– Какую такую легенду? – К Джонни вновь вернулось веселое расположение духа, он с интересом разглядывал лисенка. – Эй, лис, ты ничего не говорил мне об этом…

– Ну, – лисенок смущенно топтался, жалея, что проболтался, – есть одна легенда… О прекрасной русалке, полюбившей монаха. Только не смейся! Говорят, он тоже в нее влюбился. Они долго встречались – ничего такого, просто беседовали. И монах поклялся найти для русалки душу. Но у него, похоже, не вышло – это же душа, не что-нибудь, где ты ее достанешь?! Русалка покинула монаха, навсегда уплыв в синее море.

Там, где она выходит на берег, лежат такие крохотные серо-зеленые камни – это ее слезы. Вот. Где-то так…

– А монах? – спросил Воробушек.

– Что?

– С монахом что стало?

– Понятия не имею! – фыркнул лисенок. – Какое мне дело до парня, который упустил свою любовь!.. Но ты ведь поверил? Да? Смотри-ка! Поверил! А говорил – легенд не бывает! Что это, по-твоему? Сказка для малышей? Что, съел?! А еще я знаю, как добывают ветер…

– Ах ветер! – прищурился Джонни. – А что же я тогда его неделю не вижу? Где он, твой ветер? Семь дней полнейшего штиля! Может, покажешь, как это работает? А мы с Кукабарой посмотрим…

Путаясь в рясе, взволнованный лисенок неуклюже поднялся на борт и почесал длинный нос.

– Сейчас-сейчас… Для того, чтобы вызвать ветер… надо… надо… вспомнил! Надо облить паруса водой!

Зачерпнув воды прямо в ведро с краской, монах понесся к мачтам, но, запутавшись в рясе, растянулся на палубе.

– Ты что, сбрендил? – вскричал мокрый Кукабара. – У меня теперь перья белые! Кто я, по-твоему? Аист?

– Ой, извини, я случайно, – прокряхтел, поднимаясь, лис. – Не страшно – новые вырастут…

– Да? – подозрительно хохотнул Кукабара. – А до этого что? Лысым ходить?

Монах стукнул себя по лбу:

– Точно! Чтобы появился ветер, надо обриться наголо! Так, кому тут не нравятся его белые перья?..

Кукабара взлетел на плечо к Джонни Воробушку.

– Спаси меня, капитан! Не стану я ходить как рождественский индюк!

– Действительно, лис, придумай что-нибудь другое, – примирительно заметил Воробушек. – Иногда я и сам не прочь ощипать Кукабару… Но только когда очень голоден.

Птица обиженно насупилась.

– Хорошо, – согласился монах. – Можно еще ботинок к мачте привязать.

– Твой ботинок, – на всякий случай уточнил Джонни.

Вскоре на мачте красовалась дырявая обувь лиса.

Воробушек с сомнением потянул носом горячий воздух. Но не почувствовал и слабого дуновения.

– И чего? Ты серьезно веришь, что ботинки изменят погоду?

– Точно! – Монах стукнул себя по лбу еще раз. – Ветру мало одних ботинок! Надо сделать что-то еще… Ну конечно!

Осененный идеей, лисенок снова помчался к борту. Если бы портовый нищий увидел эту картину, он бы вылил себе на голову ведро холодной воды: чтобы не мерещилось от пекла. Перевесившись через борт, лис-монах с увлечением заправской ведьмы размахивал лохматой шваброй.

Утомившись, он отбросил швабру в сторону.

– Ну, что я тебе говорил! – торжествовал Воробушек. – Приметы – это просто выдумки.

– Что ж, – монах развел лапами, – значит, остается последний способ…

– И какой?.. – хмыкнул Джонни. – Утопишь якорь? Выломаешь штурвал?

– Нет. Предание гласит: если ничего не помогает – надо выпороть юнгу.

Монах и Воробушек одновременно уставились на Кукабару.

– Ну уж дудки! – завопил тот и взвился в воздух.

Однако внезапный порыв ветра отбросил Кукабару назад, и он рухнул на палубу.

Золотые паруса будто ожили. Поднялись. Ослепительно вспыхнули. Натянулись, дрожа, готовые хоть сейчас, сию секунду унести судно в открытое море.

– Вот видишь, – ликовал лисенок, обнимая потрясенного Воробушка. – У меня получился ветер!

Парусный бриг появился у южного берега острова Святой Гиены так внезапно, словно возник из морской пены. Двое – один в украшенной перьями шляпе, другой с зонтом из пальмовых листьев – издалека разглядывали судно.

– Странно, как этот бриг здесь оказался?.. – протянул тот, что в шляпе, сооружая из листа агавы что-то наподобие подзорной трубы. – Не иначе как галсами… За кливер и марсель штурману двенадцать плетей, а капитана – в матросы! Как звать посудину, Громила?