– ЙЕССС!
– дружное и оглушительно громкое разлетелось по коридору.

Девушка взглянула на не менее счастливого Чарли, все еще не верящего, что у них получилось, широко улыбнулась и с разбегу обняла оторопевшего парня.

– У нас получилось! Нет ты представляешь! У нас получилось!
– кричала она Чарли в ухо и заразительно смеялась.

– Да понял я уже! Понял, - ответил тот, обнимая девушку, и чувствуя необычное тепло.

Когда Энджи подлетела к уже закрывающимся створкам лифта и они неожиданно открылись, она отчего-то чертовски обрадовалась. А вот когда через две секунды лифт замер, в нем погас свет и включилось аварийное освещение, радость резко улетучилась. То, что в лифте рядом был только Тревор, счастья не добавило.

Девушка подошла к кнопкам и нажала вызов. Послышался шум, странный треск... И все.

– Черт, - прошептала она и снова нажала вызов. Все повторилось. Затем снова и снова.

Дин посмотрел на нее, поджал губы и достал телефон. Позвонил Чарли. Все объяснил. И они принялись ждать. Когда прошло десять минут, а положение не изменилось, девушка поняла, что здесь они надолго.

***

Два часа, пятнадцать минут спустя.

– Почему ты был сегодня таким раздраженным?
– спросила девушка и посмотрела на юношу, сидящего возле противоположной стенки узкого лифта.

– С мачехой поссорился, опять, - тихо и неожиданно честно ответил парень, и сам себе удивился. Он никогда прежде никому об этом не рассказывал. Никому, кроме Чарли. А теперь...

– У вас плохие отношения?
– так же тихо спросила девушка и снова пристально посмотрела на юношу.

– Плохие - не совсем то слово, - как-то грустно ответил парень и посмотрел на Энджи.
– Мы ненавидим друг друга, наверное, с первого дня нашего знакомства. Я ей мешаю. И я это знаю. И она это знает. А еще она ненавидит мою мать, и никогда не упускает возможность подчеркнуть это.

– Почему?

– Что почему?
– спросил парень и оторвался от своих рук, которые рассматривал со странной тщательностью.

– Почему она ненавидит твою мать?

– Плохая тема... Давай о другом, а?

– Давай, - спокойно согласилась девушка. И то, как легко она приняла его отказ, но и то, с какой готовностью хотела услышать то, что он скажет, заставило юношу на секунду замереть, а потом...

– Знаешь, моя мама была очень классной. Веселой, умной. Всегда находила выход из любой ситуации. Всегда смешила меня. В общем - она была лучшей. Когда мне было семь, она снова забеременела. Папа был счастлив. Она тоже. А потом была авария... Ее машина выезжала с парковки и в нее врезался грузовик. Мама попала в больницу. Ребенок погиб...
– юноша замолчал и опустил голову на колени, словно воспоминания причиняли ему невыносимую боль. Затем продолжил, все так же держа голову на коленях.
– Она вышла совсем другой. Сломленной. Ни на что не реагировала. Ушла в себя. Врачи говорили, что это депрессия после аварии, и что все должно пройти. Но это не проходило. Она стала пить. Пропадать где-то. Отец не находил себе места. Все забросил. А она все уходила в себя. Я понял тогда, что она умерла там, в этой аварии. Где-то через месяц... Она умерла от передозировки в каком-то притоне. Мы узнали только через два дня. Отец съездил на опознание. Вернулся. Напился... А потом ушел в работу. С головой. Забил на все... И... и я остался один. Совсем. Вот и все...

Он замолчал. Все так же не обращая ни на что внимания и держа голову на коленях.

***

Она не знала, совершенно не знала, что сказать. Кожа покрылась пупырышками, руки дрожали, и в голове не было ни единой мысли. Ни единой, которую можно было бы озвучить, ни единой, которая не показалось бы глупостью, поверхностностью, жалостью. Ей не было его жаль, просто в какой-то момент начала чувствовать то же, что чувствовал он... и никак не могла это объяснить.

Было холодно. Невообразимо холодно в этом душном маленьком помещении. И ему нужна была помощь. Ее помощь. Но Энджи даже себе не могла помочь, так как же могла помочь ему?

А потом он поднял глаза. И улыбнулся так грустно и растеряно, что захотелось плакать.

– Извини, - тихо сказал он.
– Извини, что рассказал тебе об этом. Просто мне захотелось... рассказать... тебе...
– и он снова опустил глаза, словно не зная, куда себя деть...

– Господи...
– прошептала девушка и подошла к нему так близко, насколько это было возможно. Еще ближе...
– Господи... Не смей извиняться...
– вдруг вырвалось у нее.
– Никогда не смей извиняться за это...
– прошептала так тихо, что сама едва услышала, что говорит.
– Никогда не смей. Передо мной... никогда, слышишь?
– протянула руку и коснулась его щеки. Она была такой теплой. Ее рука застыла. Девушка уже ничего не понимала: что делает, что правильно, что нет, что она чувствует - ничего не понимала. Но так захотелось помочь ему.

– Не смей извиняться...
– прошептала она. В ее голосе было столько боли, грусти и... чего-то еще, чего Дин никак не мог понять. И она была так близко. Слишком близко. - Никогда не смей извиняться за это. Передо мной... никогда, слышишь?
– он слышал. Он слышал ее и знал, что она понимает. Не жалеет, как прочие, не лжет, как все. Она понимает, и чувствует его боль. Пусть это невозможно. Ее рука коснулась его лица. Она была холодной и немного дрожала. Это отвлекло юношу на секунду. "Она дрожит. Я заставил ее дрожать..." Захотелось извиниться, хотя он уже ничего не понимал.

– Не надо, - покачала она головой, словно зная все, о чем Дин думал. Все, что он хотел сказать. Впервые он был настолько слаб, что нуждался в помощи. "Я не могу нуждаться в помощи! Я не могу..."

– Не надо, - снова повторила она, и вторая ее рука легла на его лицо. Ее глаза смотрели в его, и Дин понял, что потерялся в них. В их глубине и в той непонятной буре эмоций, которая кружила ее... "Интересно, со мной твориться тоже самое?"Он прижал ее ладони к своему лицу, словно ища защиты. Он так хотел спрятаться от боли... Господи, сколько же в нем было боли...