ВНИМАНИЕ! ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОДЕРЖИТ НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ! «Манипулятор» – книга о стремлениях, мечтах, желаниях, поиске себя в жизни. «Манипулятор» – книга о самой жизни, как она есть; книга о том, как жизнь, являясь действительно лучшим нашим учителем, преподносит нам трудности, уроки, а вместе с ними и подсказки; книга о том, как жизнь проверяет на прочность силу наших желаний, и убедившись в их истинности, начинает нам помогать идти путем своего истинного предназначения. «Манипулятор» – книга о силе и терпении, о воодушевлении и отчаянии, о любви и ненависти, о верности и предательстве. «Манипулятор» – книга о пути и победе.
Господь не выдаст, свинья не съест.
Русская народная пословица
Ничто так не взрослит, как предательство.
Борис Стругацкий
МАНИПУЛЯТОР
ЧАСТЬ I
ГЛАВА 1
– Рамзеееес!!! – заорал мой мобильник. – Рамзееес!!! Блять!! Здарооова, чувааак!!
Это Вова. Он всегда орет как потерпевший. И матершинник страшный. С обеими привычками бороться бесполезно. Второй раз ругаться матом я научился именно от Вовки. Он же тоже бывший военный. А в армии не матерятся, там, как известно, так разговаривают. Оставив армию, я практически победил эту дурную привычку. Но…
– Блять, Вов! У меня ухо щас отвалится от твоих воплей! – улыбнулся я, зная причину звонка, чуть отодвинул телефон от уха. – Здарова, балда!
– Блять, Рамзес, прости! – запнулся Вовка, понизил громкость, захыхыкал от неловкости. – Рамзес, ну этааа… Чооо…, идем сегодня в «Небеса»!?
Вовка сознательно коверкает слова и затягивает гласные, говорит «здарооова» и «чооо», имитируя дешевый криминальный сленг. Получается смешно, Вовка всегда забавно кривляется.
– Идем, конечно, что за вопрос, Владимир? – подыграл я серьезным тоном. – Как обычно в десять у гостиницы.
– Ну всеее! Атличнааа! Давааай! Пакааа! – еще сильнее затянул гласные он, и мы простились до десяти вечера.
На календаре было 29 апреля 2005 года, пятница. Но это не важно. Мы с Вовкой были заядлыми тусовщиками и зависали в клубах пять дней в неделю. Так уж вышло, а так всегда выходит, что в какой-то момент жизни Судьба сводит нужных друг другу людей. Мы с Вовкой оказались взаимно нужными по двум причинам: работа и холостяц-кая жизнь. Я не был женат, а Вовка недавно развелся. Я помню его бывшую жену, кстати, очень привлекательную девушку – больше трех лет назад я случайно встретил их вместе на загородном пляже, к тому времени мы с Вовкой уже пересеклись по работе и плотно сотрудничали. Я был на машине, а они пешком. В тот раз я подвез парочку с пляжа до центра города. После Вовка признался, старательно борясь с приступом ревности, что я понравился его жене – она назвала меня симпатичным парнем. Меня ситуация лишь поза-бавила, я не имел привычки заглядываться на несвободных женщин. Вовка же, как все неуверенные с женщинами мужчины, действовал от противного – постоянно храбрился и разыгрывал из себя мачо. Хотя, какой он мачо!? Приземистый, около метра семидесяти, коренастый, покрытый волосами везде, даже по всей спине, с пузиком, с бульдожьей челюстью, с холодно-серыми цепкими и глубоко посаженными хищными глазками. Разговаривал он очень громко. Мой отец сказал как-то много позже, что это деревенская привычка – разговаривать громко. И в городе она сразу бросается в глаза. В силу врожден-ной эмоциональности, любой громкий рассказ Вовки превращался через минуту в матер-ный ор. Окружающие начинали на нас коситься, мне становилось неудобно, я заливался стыдливой краской и одергивал друга. Вовка утихал на пару минут, но природа брала свое, и все повторялось с нескончаемой регулярностью. Вообще, людей, которые не сквернословят – единицы. Таким надо сразу памятник ставить. Моему отцу в первую очередь – он вообще не матерился, никогда. А ведь он в армии отбарабанил больше четверти века! Так вот.
Вовку после армии повторно я встретил года три назад. Мы с ним служили вместе, но в разных подразделениях и лично знакомы не были. А тут заехали как-то с отцом на одну из оптовых баз. Зашел я в кабинет коммерческих директоров, а там лицо знакомое сидит. И Вовка тоже меня сразу признал. Мы разговорились уже на улице, пожали друг другу руки, обрадовались встрече – бывшие сослуживцы как-никак. На удачу, Вовка оказался замом коммерческого директора по бытовой химии оптовой базы «Пеликан». Его начальник, Андрей Петрович – крупный высокий мужик с красным от употребления алко-голя лицом и водянистыми безразличными ко всему глазами, намекнул через Вовку о пяти процентах, какие мы должны будем платить с оборота ежемесячно, если хотим продавать свой товар в «Пеликане». Безальтернативное предложение – мы с отцом согласились тут же. Дальше все коммерческие вопросы решились быстро, и уже на следующий день мы завезли в «Пеликан» на реализацию первую партию. Несмотря на то, что «Пеликан» был продовольственной оптовой базой с долей опта бытовой химии не более десятой части в обороте и подавал первые признаки к увяданию, мы вскоре добились неплохих продаж своего товара – под триста тысяч в месяц.
И тут Вовка развелся с женой. Честно говоря, они никогда и не смотрелись как пара. Любви там точно не было, а лишь проза жизни – Вовка познакомился с будущей женой в армии на дискотеке, они поженились как все и развелись как все, но без детей. Вовка снял поблизости от работы однокомнатную квартирку и предался прелестям холостяцкой жизни. Бабник он жуткий, причем сальный бабник. Ну, знаете, это когда восприятие женщин выливается лишь в пошловатые неприятные шуточки и такие же разговоры. В Вовке сидела обида. Если упростить, то весь смысл его жизни сводился к четырем вещам: деньги, женщины, охота и камуфляж. Именно в таком порядке. Весь световой день Вовка метался на работе как чумной с взъерошенными волосами и думал, как бы заработать побольше денег. Причем понятие «заработать» у него включало в себя разные способы, спиздить – тоже означало «заработать». Преимущественно в этом направлении и прикладывал Вовка всю свою могучую энергию. Попутно, он успевал держать в поле зрения всех нравящихся женщин и одаривать их флюидами своих жела-ний. Охота – третья страсть Вовки, о ней он мог говорить часами. Каждый отпуск Вовка катался к родителям в Псков, лазил там с ружьем по полям и лесам, о чем после с упое-нием рассказывал всем подряд в течение нескольких месяцев. Патологическая страсть к камуфляжу меня несколько удивляла, но хоть как-то следовала из любви к охоте. Все, что носило на себе рисунок камуфляжа, Вовка находил прекрасным. Если он видел одежду с рисунком камуфляжа, то урчал от восторга и покупал. Шкаф Вовки всегда был забит камуфлированным тряпьем, но в повседневной жизни такое он почти не носил – тряпье дожидалось сезона охоты. Одевался Вовка безвкусно, немного неряшливо и по-простецки; ходил широко, по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу, стаптывая обувь внутрь.
Я подъехал к месту встречи на большом старом и дребезжащем рейсовом автобусе. Сквозь стекло увидел Вовку, тот косолапо расхаживал по тротуару и чесал в затылке.
– Здарова! – выпалил Вовка и со всего маху вложил свою пятерню в мою ладонь, крепко сжал. Руки у него из натруженных, пальцы короткие и негибкие. Поэтому Вовка всегда растопыривает их перед рукопожатием, рука становится похожа на краба.
– Привет, балда! Какие дела!? – грубовато, в нашей манере общения, ответил я.
– Да вот, блять, весь день на работе ломал голову, как бабки заработать! – взлох-матил голову Вовка. – Всю голову, нахуй, сломал! Нихуя не придумал!
Я засмеялся, мы неспешно побрели через дорогу на «зеленый». Стоял прекрасный теплый вечер, уже стемнело, молодежь группками активно стекалась к ночным клубам.
– О! Эдик стоит, – махнул я рукой в сторону стоящих через дорогу «бомбил».
– Ну, вообще нормально! Поедем на Эдике пьяные домой! – громко засмеялся Вовка, изобразил тут же себя пьяного, зашатался, икнул пару раз для убедительности.
Эдик – молодой парень лет двадцати двух, невысокий сухощавый сутулый брюнет, студент последнего курса строительного института. Привлекательный лицом, он выглядел бы лучше, если б не курил, не сидел постоянно скрюченным за рулем и занимался спор-том. У Эдика была белая вазовская «семерка». Машины – его настоящая страсть. Пытаясь усовершенствовать, он постоянно ковырялся в своей. Задние фонари «семерки» – два ярких красных круга, светились сквозь прямоугольный пластик, словно ракетные дюзы. Все, что могло светиться в салоне, приглушенно источало тот же красный цвет. Акустика не отставала – если Эдик врубал «Раммштайн», звук разлетался метров на сто, в машине в это время начинался красный акустический ад.