Да и вообще, это было простое испытание. Все ведь знали, что людоед не ведает боли. Вот сейчас и посмотрим, какого цвета у тебя потроха…

Рядом с эшафотом сидел Дракон, и некие люди – я бы сказал, что это либо знахари, либо колдуны, потому что каждый из них был щедро увешан какими-то скляночками с таинственными зернами и пучками трав, – натачивали ему коготь. Делалось это особым образом – на остром, как бритва, ногте пилкой делались насечки, чтобы ноготь походил на пилу. Потом один из этих лешиев каждый зубчик посыпал какой-то травкой, и аккуратно разметал её метелочкой.

Продолжалось это довольно долго, травники делали свое дело тщательно и кропотливо. За все это время толпа, собравшаяся на площади, не проронила ни звука, казалось, люди даже дыхание затаили. Когда травники сделали свое дело и отступили, на эшафот взбежал церемониймейстер. Раскланявшись во все стороны, он поднял тяжеленный молоток с обмотанной мягкой тканью головкой и ударил в гонг. Звук получился глухой и смазанный.

– Сегодня, – звонко прокричал он, – перед казнью людоеда Господин Дракон дарует каплю своей крови господину Зеду! Да снизойдут на его голову все блага земные…

Палачи ловко выкатили на помост чурбачок – опять эти палачи! Я даже поморщился, но смолчал. Травники накрыли его белоснежной тканью и положили на него руку Черного, вниз ладонью.

Все это время он смотрел в глаза Дракону, и Дракон смотрел в глаза ему. Может, у меня как обычно разыгралось воображение, но мне казалось, что меж ними идет какая-то дуэль, спор, поединок.

«Я тебе верю. А ты мне?» И каждый молча задавал этот вопрос. И ответ на него был уже близок.

Дракон поднес коготь к запястью Черного и очень легко коснулся его. Этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы кожа лопнула, и на белоснежную салфетку стекла струйкой яркая кровь. Представляю, что было бы, нажми Дракон сильнее.

Он бы просто отпилил руку Черному.

А рука, между прочим, правая.

«Я тебе верю. А ты мне?»

Черный отвел лицо и скроил недовольную физиономию, но руку не убрал. Видно было, что ему больно.

Дракон усмехнулся в усы – и одним росчерком закончил начатое. Я невольно выдохнул громкое «ах!» и шлепнулся без сил на сидение. Травники поспешно накрыли свежую рану чистыми бинтами, и вздернули вверх испачканную салфетку. Народ радостно взвыл, разразившись рукоплесканиями. Обстановка была разряжена как нельзя более лучше.

Думаю, он так медленно начал, потому что не ожидал, что плоть Черного вообще поддастся ему. Или – что Черный, устрашившись, что Дракон сейчас лишит его руки, все-таки воспользуется своей защитой.

Но церемония была еще не закончена.

Острым ножом травник (все честно!) аккуратно срезал с запястья Алкиноста чешуйку и щипчиками выдернул её из кожи. Показалась капелька крови. Эту самую кровь маленькой лопаточкой травник аккуратно подцепил и глянул в глаза Черному.

– Ты готов? – спросил он.

– К чему? – насторожился Черный. Травник усмехнулся, убрал бинт и провел своей лопаткой по руке Черного.

Ему словно скипидара в рану плеснули. Миг – и он побагровел, как его роскошный плащ, и даже зарычал, вцепившись себе зубами в плечо. Из глаз его брызнули слезы.

Зато с раной происходили чудеса. Её словно прижгли, и по бороздкам, прочерченным Драконом, растеклись краски – алая, синяя, зеленая, черная. Получилась красивая татуировка, изображающая первую букву в имени Алкиноста.

Люди хлопали в ладони, а Черный, утирая мокрую физиономию, поднялся с колен. Ему страшно было смотреть на руку, которая, видно, горела, как в огне. Дракон улыбался.

«И я тебе верю».

Потом меня колотило как в ознобе, и не помню совершенно, как оба они оказались рядом со мной. Народ на площади славил всех, подкидывались вверх шляпы, и Черный, благосклонно улыбаясь, кивал всем головой. На скорую руку Алкиносту приводили в порядок ноготь.

– Принесите-ка нам вина перед казнью, – распорядился Алкиност. – Все мы немного устали, а сладкое вино как раз поможет нам немного поднять настроение.

Мы и подняли настроение, пока шли последние приготовления. Я расслабился после первого же глотка, в голове зашумело.

Тем временем привели приговоренных. Людоед все так же ухмылялся, людоедка пугливо озиралась, но все же огрызалась на публику, плевалась и шипела, словно дикая кошка. Обоих их цепями прикрутили к столбу, и Палачи ловко обложили их хворостом.

– Эй, господин Монк! – весело крикнул Алкиност. В отличие от меня он не ограничился одним глотком и сейчас пребывал в веселом расположении духа. – Помнишь, я обещал тебе, что ты сполна почувствуешь весь ужас казни? Я сдержу свое слово!