Шрифт:
«Соловьиное слово!» Горячо заговорил Гаврила Ильин:
— Батька, народ–то прибьется к нам… там, в царстве твоем… аль одни отваги, охотники?
— Что спрашиваешь? Смыслишь ли?
— Народ–то, мужики?
— Что ты видел? Руси не видел. Жизнь ходи по ней — не исходишь. Век считай мужиков — не сочтешь. Я видел… Ночь черпая, безо дней. Не одну неделю ночь, не две — от самой осени за ползимы все ночь, только огнем полощется небо. Горы ледяные на море…
— Где же это? У Зосимы и Савватия наши бывали.
— Подале, подале Зосимы и Савватия.
— Сам ты видел?
— Говорю — слушай… Русь и там. И там она, Русия. Степи казачьи — краю им нигде нет. Восходит солнце в степях и заходит. Скачи по земле с полудня — кончатся степи, лес встанет. И ему краю нет. Ан город стоит. Город не такой, как… Что ты видел? На заре выходи, дотемна шагай — избы и хоромы, дома и подворья, человеческими руками бревна в каждом притесаны, камень к камню уложен. Сколько рук–то клали? Сколько людей живет? Со счета собьешься. Войско… Сила кесаря и королей, сила ханов об него обломилась. А ты — перетянуть все к себе! Своего простора ищи, нетронутого…
— На просторе нетронутом царство строишь, — опять быстро зашептал Гаврила. — Знал я ране, давно уж знал про то. А спрошу тебя: ищут дороги на Реку кабальные, на Волгу бегут. Отчего же, батька, не хотят с нами, простор не манит их?
Тишь. Умолкли голоса. Потом:
— Пустые слова слушаешь. Вижу, нечего тебе рассказать. На трубе сыграешь, а рассказывать… Ляг поди. Маешься…
А сам атаман не встал, остался сидеть. Выдалась у него, видно, одинокая долгая ночка.
Жаркий полдень. Накаленная земля, песок между горькими кустиками полыни — даже черную, даже выдубленную босую пятку привычного ко всему гулебщика прожигает. Не шелохнет на море. И будто нет его — белесоголубоватый туман реет между берегом и небом.
— Ты змея убил. А жачем убил? — шепелявит Селиверст.
— Вредный он человеку, — отвечает сивобородый Котин.
— Мозга в башке твоей есть? Сдунет тебя отсюдова поганым ветром — еще што годов человека здесь не будет.
Котин — вдвое старше. Но он только терпеливо повторяет:
— Все едино. Всякий дракон человеку вредный. Вредное завсегда уничтожать надо. Потому — трудится человек, земле он работник, сам господь поклонился человеку за труд его…
— Тебе от жилана [13] лихо, а жилану ты лихо.
13
Ж и л а и — змея (ногайск.).
Лицо Селиверста с остреньким подбородком высмуглено загаром, на щеках — пятна, вовсе обесцветились, выгорели глаза. Он повернулся к шатру — никто не входил туда, атаман, как сморил его сон, так де поднялся до сих пор, а прочие шатры уже убраны, стан разорен, у берега суетятся, догружая ладьи, готовя последнее к отъезду.
— Обротал вас, — со злобой выговорил Селпверст. — «Одна голова». Слышали? Зевы раззявили. Какая же воля, раз одна голова на всех! «Войско»… в стрельцы вас верстает, божьих коровок. Холуйское царство оборонять бредете… ловко! И чем взял? Что сказал вам, чего не ведали и сами до сладких его речей?
Люди ушли. Взрыта земля, трава потоптана, пятна и кучки золы, ямы с обсыпающимися краями, следы босых и обутых ног, волоком протащенных тяжестей. Ветер развеивает мусор. Ветер темной полосой заходит на безмерную морскую гладь. В одном месте море вскипает, точно там, близко под поверхностью, мели и перекаты. Но мелей нет, усеянное вскипающими пенными завитками море лилово–черно и глубоко, роем носятся чайки: идет исполинский косяк рыбы. Парус вдали, то блещущий на солнце, то, при отвороте, мглисто–белый. Мимо… Ушел, врос в море.
Подземный быстрый звук — что–то царапает, скребется. комочки земли волнуются, вспучиваются, — из прочищенного отверстия норы выходит грызун. Водит ноздрями с волосками возле них, взбегает на кочку, становится на задние лапки, а передними тонкими ручками торопливо чистится, плещет перед мордочкой. Уверившись, что пусто, спокойно вокруг, грызун свищет.
15
Всадник взмахнул шляпой с белым пером.
— Вольга! Знаменитый река! Почему он Вольга, стольник?
Стольник Иван Мурашкин передразнил его:
— Вольга! Вольга! Эх ты, Вольга Святославич!.. Человек в шляпе с белым пером весьма обрадовался:
— Русски конт Вольга Свептославич на русски река Вольга! Я занесу это в мой журналь.
Но когда всадник проехал несколько шагов, ответ стольника показался ему обидным, он ударом кулака нахлобучил шляпу и внушительно произнес:
— Я слюжиль дожу в Венпс и слюжиль крулю Ржечь Посполита, вот моя шпага слюжит крулю Жан.
Войско приближалось уже к Жигулям. Ратники иноземного строя грузно и старательно шагали в своем тяжелом одеянии.