Вопреки канонам экономического детерминизма, исчезновение привычных пространственных, политических и экономических барьеров не превратило и вряд ли превратит человечество в единый социальный субъект, «мировое государство», эволюционирующее к объективно предзаданному конечному состоянию, «концу истории» 151 .

Таким образом, глобализация – не эволюционное приближение «однополярного» мира к объективно предопределенной точке устойчивого равновесия, но глобальное противоборство широкого круга разнокачественных социальных субъектов, исход которого принципиально непредсказуем. В ходе глобального противоборства решается вопрос рождения, жизни и смерти широкого круга социальных субъектов, определяющих облик будущего.

Практика глобализации предметно доказывает, что достигнутое единство нового глобального мира означает не становление единого социального организма, «мирового государства», а возникновение глобального пространства, снятие пространственных и экономических барьеров между локальными социумами, игравших для них важную защитную роль.

Многосубъектность мирового процесса означает качественно иной характер глобализации – глобальное единство в глобальном противоборстве социальных субъектов. Мир объединился, но не в качестве неделимого социального целого, а в качестве поля перманентного глобального противоборства, на котором решается судьба всех субъектов, акторов мирового процесса – государств, народов, социальных групп, юридических и физических лиц. При этом важнейшее следствие глобальности – невозможность уклонения от глобального кризиса в силу его тотального и универсального характера.

Сущностью и содержанием глобального единства человечества становится эскалация все более многостороннего и многопланового конфликта: глобальная война объединяет противников в единую систему гораздо быстрее и теснее, чем глобальный мир.

При этом состояние мира (как отсутствия войны) можно определить как состояние пониженной интенсивности взаимодействия субъектов, хотя бы потому, что мирное сосуществование не ставит вопроса жизни и смерти сторон.

Соответственно, верно и обратное: рост интенсивности взаимодействия субъектов до определенного порога (а глобализация – это нарастающая интенсификация связей) перерастает в конфликт.

С этой точки зрения всеобщая связность – не что иное, как объективная предпосылка всеобщего конфликта.

И действительно, размывание пространственных и административных границ привело не к снятию, а к обострению межсубъектных, в том числе межцивилизационных и межгрупповых противоречий, переносу старых геополитических конфликтов в новые, непространственные измерения (информационное, правовое, этнокультурное…), количество и роль которых растет.

Так, если раньше кризисы и противоборства самодостаточных локальных обществ носили локальный, изолированный характер, то глобализация трансформировала локальные социумы всех уровней в открытые неравновесные системы, создав мощные каналы финансового, миграционного и информационного «перетока кризиса», не только стихийного. но и целенаправленного («экспорт нестабильности»), что заметно снижает устойчивость мировой системы в целом.

В результате глобализация, как глобальный системный кризис, объединяет мир-систему не через единство интересов и ценностей, а через всеобщность конфликтов субъектов мирового развития, интересы которых объективно антагонистичны 152 .

Таким образом, само изучение, анализ глобализации неизбежно теряет научную объективность, неизбежно предполагая взгляд на глобальную ситуацию с точки зрения определенного социального субъекта, участвующего в глобализации, как в антагонистическом межсубъектном конфликте.

В итоге попытки создания описательной, дескриптивной теории глобализации обречены на неудачу, поскольку неизбежно переходят в область политики, как «искусство возможного», в стратегию и тактику политического управления и политического конструирования и перманентного глобального политического противоборства, предпосылок к прекращению которого не просматривается.

В целом, атрибутивные особенности глобализации, как системного социального феномена, имеют неэкономический характер. Ввиду этого они могут быть адекватно поняты исключительно в рамках социально-философского и социально-исторического дискурса.

Что касается экономической глобализации, то ее роль заключается в формировании глобальной социальной среды, как поля развития и интенсивного взаимодействия феноменов социальной природы.

Важнейший аспект социодинамики глобализационных процессов – соотношение дивергентных и конвергентных аспектов социального развития. Господствующий взгляд на глобализацию, как однонаправленный и всеобъемлющий процесс унификации и конвергенции, исходит из доминирующего в научном сообществе экономического детерминизма. Например, принято считать, что все сколько-нибудь значимые в современном историческом процессе социальные группы и общности почти исключительно сформированы экономическими интересами и отношениями. Такими исторически значимыми группами обычно признаются нации, национальные (локальные) и глобальные элиты. Что касается этноса и этничности, то «настоящая» этничность и этническая идентичность признается почти исключительно за изолированными маргинальными этносами, ведущими традиционный образ жизни.

При этом этническая идентичность членов политических наций либо отрицается полностью, либо признается, но только в качестве социально-исторического фантома, исторического пережитка. Показательно, что конструктивизм, как одно из ведущих направлений теории социогенеза, отвергает и неразрывный, эволюционный характер культурной преемственности, считая современный всплеск этнического сознания результатом целенаправленной политической пропаганды в интересах маргинальных элит. Признавая, хотя и вынужденно, устойчивое сохранение этнизма и этнической идентичности вне архаичных сообществ, конструктивизм отрицает существование самого современного этноса, как реальной социальной общности 153 .