Проезд по улицам столицы к Храмовой площади, на которой и должно было состояться сожжение тела покойного.

Выступление трубачей и барабанщиков, прощальный артиллерийский салют из полусотни бомбард, что специально по этому случаю ещё ночью вывезли со складов столичного Арсенала.

Вечером — раздачи еды на площадях по всему городу и выступления проповедников из инквизиции, с речами в честь деяний покойного правителя.

Ничего особо менять в ранее разработанном плане не стали и все приготовились занимать свои места в траурном поезде чиновничества и знати, к месту погребального «Костра вознесения», когда главного имперского министра Дезидерия слегка тронул за руку слуга недавно умершего императора и по совместительству давний агент министра, и быстро заозиравшись, тихо коротко сообщил: «Избиратели будут у нас в столице уже вечером и сегодняшней ночью! У них во множестве свои люди во дворце, что было понятно и ранее, и они все, получив сведения о кончине правителя, очень скоро после произошедшего и гораздо ранее вами посланных к ним гонцов — сами решили немедля отправиться сюда и узнать что происходит. Многие из них не до конца верили что будет исполнена процедура Избрания, с их участием и считали что всё обойдётся простым представлением наследника знати, как ранее бывало в королевстве, по старинке.»

На улице внезапно взревели трубы и Дезидерий, сунув крупную золотую монету в руку сообщившему ему важную новость агенту, среди прислуги дворца, наконец выбрался прочь из помещений на свежий воздух.

Перед огромной лестницей уже выстраивались экипажи и после медленного, под мерный барабанный бой, переноса тела покойного императора, переодетого в парадную блестящую кирасу и шлем с плюмажом, на предназначенную для его перевозки позолоченную колесницу с шестёркой лошадей — все сановники и высокая знать начали по очереди занимать места в своих открытых парадных каретах.

На открытости, используемых на мероприятии карет, настояли сами распорядители мероприятия: они хотели некоего аналога последнего прощального парада, среди главных столичных и имперских сановников, что должен был продемонстрировать единение державы, в лице совместной поездки представителей всех королевств её образующих, вслед за телом того — кто эту самую империю и создал.

Гремели барабаны, развивались стяги, раздавались крики из толпы. Было немного сумбурно, но стража, как гвардейская дворцовая так и городская, ещё ночью заняли основные точки на пути следования процессии и теперь довольно легко оттесняли, иногда одним своим видом в доспехах и с алебардами наизготовку, особо рьяных зевак, пришедших посмотреть на столь значимое для страны, событие.

При подъезде к месту сожжения — стали видны сплошные шеренги обыкновенных строевых отрядных бойцов, из ближайшего, размещённого прямо у столицы, подразделения: одетых несколько попроще чем столичная стража и уж тем более — императорская дворцовая гвардия.

Они несли основную охрану огромной площади, перед большим столичным Главным Храмом и не пускали никого близко к дровянице, на которой должны были скоро обратить в прах тело покойного Императора, кто бы не мог показать своего дворянского «титуляра» — оттиснутого золотом на коже документа: прихоть покойного правителя, который хотел что бы вся аристократия была в его огромной державе учтена и унифицирована, и заставившего всех своих подданых, из знати, искать документы подтверждающие все их титулы и пожалования.

Почти сто тысяч человек так и не смогли этого сделать и были разжалованы в простецы. Они было попытались взбунтоваться, но имперская машина легко их раздавила — небольшие группы баронских разбойничьих шаек или одиноких рыцарей сопротивленцев.

Остальные дворяне получили специальные имперские титуляры, подтверждающие их титулы и права — и были все до одного «переписаны» для военных и прочих государевых нужд, что так часто возникали в новообразованном обширнейшем государстве.

Новая имперская знать стала некоей закрытой корпорацией и перестала быть разрозненными местечковыми странноватыми сектами, со своими многочисленными и запутанными отдельными правилами и культами: император основатель любил единообразие и если сам ему и не следовал, то обязательно требовал того от подчинённых ему людей. Для порядка.

Площадь перед Храмом была украшена гирляндами и венками цветов и огромными тканевыми покрывалами с различными изображениями Солнца, как символа единственного законного религиозного культа империи.

Покойника должны были сжечь привселюдно и он, в пламени и жаре погребального костра, согласно проповедям многочисленных жрецов Светила — мог подняться к тому, что освещало людей в радости, давало им пищу и помогало в пути.

Осторожно гвардейцы, из имперской охраны, спустили носилки с привязанным к ним телом бывшего правителя и под всё тот же мерный барабанный бой поднялись с ними на возвышение.

Там они смогли по приставным лестницам взобраться на подготовленную уложенную поленницу и установить тело умершего императора так, что его было видно почти со всех сторон площади, по крайней мере голову, в блестящем шлеме, с огромным, метровым, белым плюмажом.

Дезидерий, Аргуин и прочие важные министры — были уже возле жрецов столичного храма, что вовсю читали свои тексты о вознесении умершего к Солнцу и его возвращении назад, когда «придёт время».

Барабанный бой сменил рёв труб и внезапно для собравшихся, раздался грохот залпа огромных бомбард, расположенных на небольших деревянных башенках вокруг площади.

Когда грохот улёгся, а дым и эмоции зрителей понемногу рассеялись — старший жрец храма обошёл сложенный погребальный костёр и первым положил горящий факел у его основания.

Вслед ему отправились с подобными «зажигалками» и все стоявшие на ступенях у Храма важные сановники и высокая знать: они рядами, по важности чина и титула, подходили и кланяясь в пояс разгоравшемуся костру, клали и свой факел в свободное, ещё не начавшее пылать, место. Потом отходили в сторону и уже спокойно и без стеснения, начинали обсуждать скорый приезд внуков покойного Императора в столицу и «что теперь будет…»