Шрифт:
— Твои клиенты — грязная пена в основном. Для них свобода — вседозволенность. Свобода нужна народу, который избрал в истории ленинский путь. Свобода позволяет каждому сознательно, с внутреннего своего согласия идти этим путем. А страх ждет палки. Палка или бьет, или указывает.
— А если не пойдут этим путем без палки?
— Значит, я и миллионы коммунистов положили зря свои жизни.
— Все-таки, порядок нужен, Иван Палыч.
— Ага. Порядок демократии, порядок народовластия.
— Вот вы говорите: народ! Народ! А народ — это люди-человеки. За ними глаз да глаз. Распустить — черт-те что получится. Я это знаю, Иван Палыч.
— Бойся профессиональных шор, Александр. Особенно в твоей работе. Я знавал многих, которые считали и считают, что люди — это стадо несмышленышей, которому, помимо вожака, нужны пастух и свирепые кавказские овчарки. Пастух направит куда надо, а овчарки не пустят куда не надо.
— Я, что ли, овчарка? — в голосе Александра явственно прозвучала обида.
— Не стань ею, Александр. — Иван Павлович с трудом поднялся, прошелся по комнате. — Умер тот, кого я боялся. Единственный, кого боялся, — это он. Мы себя всегда оправдываем, и я оправдывал себя и всех, старательно отряхивался от сомнений, думал, так надо, это историческая необходимость. Понимаешь, не размышляя, делал так, как указывал мне он. Потихоньку становились рабами, потому что страх порождает рабов. Всех загонял в страх, чтобы сделать послушным стадом. Крестьян — беспаспортным режимом, рабочих — законом об опозданиях и прогулах, интеллигенцию — идеологическими кампаниями и постановлениями.
Иван Павлович закашлялся. Воспользовавшись паузой, Алик прочитал стишки:
Оно пришло, не ожидая зова, Оно пришло, и не сдержать его. Позвольте мне сказать вам это слово, Простое слово сердца моего.— Это еще что? — откашлявшись, недовольно спросил Иван Павлович.
— Стихи, — пояснил невозмутимый Алик. — В сорок девятом три наших самых знаменитых поэта написали к его семидесятилетию. Кончались они так: «Спасибо вам за то, что вы живете на земле». Назывались «Простое слово». А ты нам сегодня свое простое слово сказал.
— Э-э-э, да что там! — махнул рукой Иван Павлович. — Мало ли мы за двадцать пять лет слов наговорили! И великий, и учитель всех, и лучший друг советских физкультурников, и партия Ленина — Сталина. И я эти слова говорил.
— А нам какие слова говорить? — спросил Александр.
— Вам не говорить нужно — действовать, жить, как должно настоящим коммунистам.
— Я, пап, беспартийный, — беспечно напомнил Алик.
Иван Павлович отошел к окну и откинул штору. За окном жила окружная железная дорога. Светили прожекторы, бегал маневровый паровоз, стучали железными буферами, как в кузнице, перегоняемые с места на место вагоны. А над всем царил искаженный репродуктором нестерпимо визгливый голос диспетчера.
— Он нас к победе привел, Иван Палыч! — выложил в спину старику последний аргумент Александр.
Иван Павлович обернулся и ответил, как недоумку:
— Запомни раз и навсегда: к победе нас привел ты. И миллионы таких, как ты.
Иван Павлович опять прилег:
— Устал. Я очень на вас надеюсь, Саша. На тебя и на этого вот балбеса. В ваших руках — будущее великой державы. Вы — лучшие из лучших, фронтовики.
— Лучшие из лучших в земле сырой лежат, — с горечью перебил Александр.
— А ты?
— А я — живучий. Только и всего.
— Иван Павлович, за что вы сидели? — вдруг спросил Александр.
— Ни за что.
— Поэтому и выпустили?
— Выпустили потому, что я ничего не подписал.
— А что надо было подписать?
— Что я — шведский шпион.
— Почему шведский?
— А в том, что я шпион, ты не сомневаешься? — невесело пошутил Иван Павлович. — Я в тридцать третьем в командировке в Швеции был. И все об этом, Александр. Устал я, давай прощаться. В последний раз, наверное, тебя вижу.
Иван Павлович поднялся, они обнялись. В это время на пороге комнаты показалась Алевтина Евгеньевна, удивилась:
— Это еще что такое?
— Прощаемся, Аля.
— Ну уж нет. Они еще ужинать будут. Марш мыть руки и за стол.
Часов в двенадцать слегка осоловелые от сытости, оба с удовольствием вышли на свежий воздух. Александр с радостью вспомнил:
— Слава богу, завтра можно рано не вставать. Высплюсь наконец. Пойдем, Алик, я тебя до метро провожу.
— Давай через поселок «Сокол», а?