— Обязательно вытащите эти вагоны, товарищ механик! Немедленно! Если не вытащите — такое будет...

— Стрелка-то... видите?

— Немедленно выполняйте приказ!

— Только болты срубить и остается. Иначе не проедем. А проедем — оттуда не выедем.

— Рубите! Я отвечаю!

Тулин схватил молоток и зубило. На помощь ему подбежал машинист с другого паровоза. Вместе они срубили болты, перевели стрелку и, не теряя ни секунды, увезли большой состав в полторы сотни осей. После этого вывели из огня еще пять составов поменьше, вручную подкатывая и присоединяя к ним вагоны, стоящие в одиночку. У одного из таких вагонов дымилась крыша. Тулин бросился к полковнику.

— Товарищ полковник! Как бы беды не получилось. Осмотрите вагон. Что в нем?

Оторвали доски и увидели... ящики с патронами.

— Гляди, Михаил! — крикнул товарищ, — сейчас всех нас не будет.

— Ты не нагоняй паники, а тащи шланг с паровоза! Или давай я сам...

И Тулин, подбежав к ближайшему паровозу, схватил пожарный рукав, привернул гайку, подогнал паровоз поближе к вагону и быстро загасил тлеющую крышу. Его ФД между тем кто-то уже угнал. Пришлось сесть на новый паровоз.

Ведя последний состав, Тулин увидел огонь прямо перед паровозом, на самом пути. Но выхода не было. Прибавив, сколько можно было, скорости, он ринулся через пламя. Под колесами трещали и хрустели пылающие доски, дым и искры от горящих шпал вихрем вились из-под колес. Но смелый маневр удался: последние вагоны были вывезены с пятого поста.

Еще пытались кое-где сопротивляться струям воды издыхающие языки огня, еще долизывало пламя черные скелеты отдельных вагонов и цистерн, еще разрывались кое-где патроны, а путейцы во главе с начальником дистанции пути коммунистом Иваном Максимовичем Сычовым, заместителем начальника станции Вальковым, инженером Ращупкиным и другими уже принялись лихорадочно исправлять повреждения. Им помогали сотни людей, не считаясь со специальностями. Убирали, стаскивали в кучи обгоревшие, дотлевающие шпалы, скрюченные, согнутые, еще горячие рельсы и швеллеры. Засыпали воронки от бомб. Выравнивали, настилали, восстанавливали путь.

Где-то в Берлине (как выяснилось на другой день) в эти самые минуты геббельсовские подручные скрипели перьями, строча сообщение о том, что «узел Б. стерт с карты СССР». Но еще не обсохли немецкие чернила, еще не рассеялся дым от пожарища, а главный путь узла уже был восстановлен и по нему обычным порядком грохотали поезда, везущие к фронту людей, снаряжение, боеприпасы! Тридцать пять минут потребовалось для этого людям узла. Всего навсего! А через три часа были восстановлены уже все основные пути!

Раннее летнее солнце, выйдя, застало на путях узла Б. энергичное движение поездов и лишь следы разрушений: несколько десятков обгорелых вагонов и цистерн, кучи аккуратно собранных вдоль путей неразорвавшихся снарядов и осколков, обгорелых шпал, рельсов. Все это быстро хозяйственно убиралось. Правда, было и несколько человеческих жертв. Но основным оставался факт: несмотря на преступную беззаботность кое-кого из руководителей станции (за что они понесли заслуженное наказание), железнодорожная масса, рядовые советские люди в черных шинелях и фуражках со звездочками, соединенными со знаком паровоза, с честью вышли из грозного испытания, спасли узел и город, вывезли из опасной зоны огромное, подавляющее большинство вагонов, сохранили стране и армии миллионные ценности, в огне этой ночи закалили свое мужество и преданность Родине.

На следующий день в девять часов утра снова прорвались к узлу фашистские самолеты и сбросили бомбы. Они не причинили большого вреда узлу, но попали в стоящий у вокзала пассажирский состав с эвакуируемыми детьми. Были жертвы.

Павел Иванов, тот самый знаменитый котельщик, который не боится стоградусной жары, спокойный сорокалетний гигант с пытливыми серыми глазами, как раз шел в депо. Вместе с другими он бросился в канаву. Его осыпало комьями грязи, обломками досок, поцарапало лицо. Но уже через пять минут рабочие спокойно шли дальше. Предыдущая ночь не прошла даром. После нее уже казалась пустяком одиночная бомба.

Появились немцы и в следующую ночь. Зажигательная бомба попала в угольную эстакаду. Бывший неподалеку Михаил Тулин, паровоз которого встал на промывку, схватил пожарный рукав и стал заливать пламя. От паровозного кипятка медный брандспойт разогрелся так, что нельзя было его держать в руке. Тулин обвернул его паклей и успешно закончил работу вместе с Митрофановым, дежурным по депо. Отстояли и эстакаду и уголь.

На другой день у всех на устах было имя чернорабочего Гавриила Филипповича Гавриленко. Выехав для ремонта путей на шестой километр, бригада, в которую он входил, обнаружила на путях неразорвавшуюея фугасную бомбу крупного веса. Бригадир вызвал по селектору саперов, но они были заняты в другом месте и могли прибыть только через четыре часа. Не убрав бомбы, нельзя было ремонтировать путь. Тогда Гавриленко, дюжий парень с великолепной шевелюрой, стоящей как золотое сияние над сухощавым бритым лицом, взял веревку, осторожно и прочно обвязал бомбу и вместе с десятником Орловым оттащил ее в болото. Бомба могла взорваться ежесекундно и уничтожить смельчаков. Но их это не смущало. Прибывшие разрядить бомбу саперы нашли путь уже восстановленным.

В этот день к узлу прорывались только одиночные самолеты. Было сравнительно спокойно, и люди, измученные напряжением предыдущих ночей, отдыхали, спешили повидаться с семьями, вымыться, отоспаться.

Георгий Цыбулько особенно соскучился по семье, которая, как только начались бомбежки, переселилась в ближнюю деревню. Он был сравнительно недавно женат, жил с женой душа в душу, любил возиться с маленькой дочерью. Дав себе передышку, молодой инженер захватил не взятые семьей необходимые вещи, кое-что из еды и пошел пешком вдоль путей, Уже стемнело, но у края горизонта еще оставалась светлая полоса, и на ее фоне Цыбулько вдруг заметил в отдалении две фигуры, склонившиеся над рельсами. Думая, что это работают обходчики пути, он спокойно приближался к ним.