Хоружий С.С.: Это все очень интересно, но вопрос был о другом. Он был не о Мандельштаме, а о вас. Мы выслушали доклад. Из крупных идей этого доклада что вы считаете собственным открытием? Что было впервые вами подмечено, а не является общим фондом мандельштамоведения на сегодняшнем этапе? Это, конечно, не исключает одно другого: может, и ваши открытия уже являются частью общего фонда мандельштамоведения.

Черашняя Д.И.: Большая часть мандельштамоведов — это ученики Кирилла Тарановского и ученики его учеников, которых интересует комментирующая часть, что откуда взято. При этом ссылки на самого Мандельштама, который говорил, что у разночинца нет биографии, поэтому достаточно знать, что он прочитал. Отсюда — внимание к тому, что прочитал Мандельштам, из чего, по большей части, извлекаются комментарии, а через них, в свою очередь, объясняются стихи Мандельштама. Это важный подход, но не единственный. А вот С.С. Аверинцев, Ю.И. Левин, И.М. Семенко, О.Ронен, Л.Гинзбург (в своей статье о поэзии Мандельштама) — они обратились собственно к содержанию стихов, то есть идут от текста. Непосредственно в моих работах более подробно прослеживаются сюжетно- композиционные линии. Термины сюжет и композиция в теории Бориса Осиповича Кормана трактуются нетрадиционно. Сюжетов столько, сколько объектов речи и сколько говорящих: отсюда — объектные сюжеты и субъектные сюжеты. В их взаимодействии открываются новые смыслы. Соответственно, работает термин сюжетно-композиционная организация

целого, то есть последовательность и взаимодействие между собой разных сюжетов от начала до конца текста. Такая тщательная проработка текстов раньше не осуществлялась.

Хоружий С.С.: Это мы сразу поняли. Это методология.

Черашняя Д.И.: Да, это методология. И она выявляет семантику. Это очень кропотливая работа. Я (вслед за Шкловским) называю это медленным чтением. И сегодня мы с вами занимались медленным чтением.

Хоружий С.С.: Понятно. И как раз методология Кормана адекватна для такого чтения. А что касается крупных идей в интерпретации стихов как таковых, какой-нибудь из этих принципов является непосредственно Вами подмеченным? Полет — это общее явление, как я понимаю?

Черашняя Д.И.: Но мы же полетели в другую сторону.

Хоружий С.С.: Вот именно, удвоенность полета — это оригинальный элемент. Об этом я и хотел бы услышать. Интерпретация течения стиха как процесса полета, подлета к своей гибели — это мы понимали, но то, что вы обозначили «обратным течением времени», это один из ваших вкладов?

Черашняя Д.И.: Вообще-то, это вклад самого Мандельштама. Он описал это в «Разговоре о Данте», а я восприняла это как руководство к действию. Полет, который описан, и полет — как порывообразование, что и обозначается как обратное течение времени.

Колесниченко С.Г.: Но аналогичные примеры есть у Пушкина и Лермонтова, можно сравнить. Когда в стихотворении разворачивается сон во сне.

Черашняя Д.И.: У меня в статье есть это сравнение: у Лермонтова «Ночь I», «Ночь I» и «Cмерть» (это в его переводах из Байрона). Лирический герой спит и видит во сне, что он умер, душа его летит на землю, чтобы вдохнуть жизнь в уже разлагающиеся останки. В ужасе он проснулся и обрадовался тому, что он еще жив. Но это же совсем другая ситуация по сравнению с мандельштамовскими Стихами.

Колесниченко С.Г.: Но еще есть «В долине Дагестана»…

Черашняя Д.И.: А там еще третья ситуация, везде нужно конкретно разбирать.

Богданова О.А.: Мандельштам, как я поняла, пишет в этом цикле о своем поколении. А что же все-таки происходит с ним самим как с человеком? Я пытаюсь выйти на антропологические рельсы. Что происходит в антропологическом смысле с тем множеством субъектов, которые внутри человека?

Черашняя Д.И.: Происходит предсмертие. И это концентрированный момент «расширенного часа», который вбирает в себя всё.

Богданова О.А.: Но люди ведь на протяжении миллионов лет умирали. А как-то более конкретно можно сказать, с антропологической точки зрения?

Черашняя Д.И.: Каждый умирает по-своему. Это ведь художественный текст, здесь не люди, а образ лирического героя.

Богданова О.А.: Я понимаю, но в антропологическом смысле что здесь воплощается?

Хоружий С.С.: По-моему, здесь просто нет такого пласта.

Богданова О.А.: Он же говорит о себе, о своей человеческой судьбе.

Черашняя Д.И.: Вы хотите говорить биографически?

Богданова О.А.: Нет, не биографически. Меня интересуют отношения с Богом, с судьбой, со смертью.

Хоружий С.С.: В его концептуализации эти ваши слова с больших букв играют другую роль. Они не эксплицитные вехи его концептуализации. Это собственно содержание стиха и есть.

Щукин Д.: Есть ситуация, когда поэт говорит не за себя, а за всех. Он даже может быть не согласен с тем, что он говорит за всех. Но другая ситуация — когда он при этом выражает свою личность.

Черашняя Д.И.: Что значит свою личность? Его личность как раз такова, что он вбирает в себя всех. Этим он отличается и от Пастернака, и от Цветаевой.

Щукин Д.: Это полный от отказ от своего мнения?

Черашняя Д.И.: Все дело в том, что мы говорим о «Стихах о неизвестном солдате». Здесь очень мало земного. В других стихах будут элементы автобиографизма, будут элементы, когда поэт говорит от себя лично. Но в данном случае ничего такого нет, это момент предсмертия, когда всё отступает. И он расширяет этот момент через расширенное свое слово до охвата всего, что происходило на земле и до вбирания в себя всего этого. Он как личность невероятно расширяется. Я называю этого героя «Я-поэт», но он герой такого масштаба, который говорит за все человечество.