Шрифт:
— Eh bien, mon cher Colonel, faites sortir le r'egiment, preparez le pr^etre et l’Evangile et r'eglez tout cela. Je m’habillerai et je descendrai tout de suite.
Ушаков, в заключение, прибавил, что генерал Беннигсен был оставлен комендантом Михайловского замка.
12-го марта, между четырьмя и пятью часами утра, когда только что начинало светать, весь полк был выстроен, в пешем строю, на дворе казарм. Отец Иван, наш полковой священник, вынес крест и евангелие на аналое и поставил его перед полком. Генерал Тормасов громко объявил о том, что случилось: что Император Павел скончался от апоплексического удара и что Александр I вступил на престол. Затем он велел приступить к присяге. Речь эта произвела мало впечатления на солдат: они не ответили на нее криками «ура! как он того ожидал. Он затем пожелал, чтобы я, в качестве дежурного полковника, поговорил с солдатами. Я начал с лейб-эскадрона, в котором я служил столько лет, что знал в лицо каждого рядового. На правом фланге стоял рядовой Григорий Иванов, примерный солдат, статный и высокого роста. Я сказал ему:
— Ты слышал, что случилось?
— Точно так.
— Присягнете вы теперь Александру?
— Ваше Высокоблагородие, — ответил он, — видели ли вы. Императора Павла, действительно, мертвым?
— Нет, — ответил я.
— Не чудно ли было бы, — сказал Григорий Иванов, — если бы мы присягнули Александру, пока Павел еще жив?
— Конечно, — ответил я.
Тут Тормасов шепотом сказал мне по-французски:
— Cela est mal, arrangez cela.
Тогда я обратился к генералу и громко, по-русски, сказал ему:
— Позвольте мне заметить, Ваше превосходительство, что мы приступаем — к присяге не по уставу: присяга никогда не приносится без штандартов; — тут я шепнул ему по-французски, чтобы он приказал мне послать за ними. Генерал сказал громко:
— Вы совершенно правы, полковник, пошлите за штандартами.
Я скомандовал первому взводу сесть на лошадей и велел взводному командиру, корнету Филатьеву, непременно показать солдатам Императора Павла, живого или мертвого.
Когда они прибыли во дворец, генерал Беннигсен, в качестве коменданта дворца, велел им принять штандарты, но корнет Филатьев заметил ему, что необходимо прежде показать солдатам покойника. Тогда Беннигсен воскликнул — «Mais c’est impossible, il est abim'e, fracass'e, on est actuellement `a le peindre et `a l’arranger»!
Филатьев ответил, что если солдаты не увидят Павла мертвым, полк отказывается присягнуть новому Государю. — «Ah, ma foi! — сказал старик Беннигсен — s’ils lui sont si attach'es, ils n’ont qu’`a le voir». Два ряда были впущены и видели тело Императора.
По прибытии штандартов им были отданы обычные почести с соблюдением необходимого этикета. Их передали в соответствующие эскадроны и я приступив к присяге. Прежде всего я обратился к Григорию Иванову:
— Что же, братец, видел ты Государя Павла Петровича? Действительно он умер?
— Так точно, Ваше высокоблагородие, крепко умер!
— Присягнешь ли ты теперь Александру?
— Точно так… хотя лучше покойного ему не быть… А, впрочем, все одно: кто ни поп, тот и батька.
Так окончился обряд (присяги), который, по смыслу своему, долженствовал быть священным таинством; впрочем, он всегда и был таковым… для солдат.
Теперь я буду продолжать свое повествование уже со слов других лиц, но на основании данных самых достоверных и ближайших к тому времени, когда совершилась эта ужасная катастрофа.
Вечером 11-го марта заговорщики разделились на небольшие кружки. Ужинали у полковника Хитрова, у двух генералов Ушаковых, у Депрерадовича (семеновского полка) и у некоторых других. Поздно вечером все соединились вместе за одним общим ужином, на котором присутствовали: генерал Беннигсен и граф Пален. Было выпито много вина и многие выпили более, чем следует. В конце ужина, как говорят, Пален будто бы сказал — «Rappelez-xous, Messieurs, que pour manger d’une omelette il faut commencer par casser les oeufs».
Говорят, что за этим ужином лейб-гвардии Измайловского полка полковник Бибиков, прекрасный офицер, находившийся в родстве со всею знатью, будто бы, высказал, во всеуслышание, мнение, что нет смысла стараться избавиться от одного Павла; что России не легче будет с остальными членами его семьи и что лучше всего было бы отделаться от них всех сразу. Как ни возмутительно подобное предположение, достойно внимания то, что оно было вторично высказано в 1826 году, во время последнего заговора, сопровождавшего вступление на престол Императора Николая I.
Около полуночи большинство полков, принимавших участие в заговоре, двинулись ко дворцу. Впереди шли Семеновцы, которые и заняли внутренние коридоры и проходы замка.
Заговорщики встали с ужина немного позже полуночи. Согласно выработанному плану, сигнал к вторжению во внутренние апартаменты дворца и в самый кабинет Императора должен был подать Аргамаков, адъютант гренадерского батальона Преображенского полка, обязанность которого заключалась в том, чтобы докладывать Императору о пожарах, происходящих в городе. Аргамаков вбежал в переднюю Государева кабинета, где недавно еще стоял караул от моего эскадрона, и закричал: «пожар»!