А так как она по-прежнему находилась в забытье и никак не отвечала на суматоху, ящер выбросил длинный алый язычок и кольнул искрой в точку повыше ключиц - как раз там, где начинался срез массивного ожерелья с недреманными змеями. Спящая передёрнула плечами и села, по-прежнему не открывая глаз, водопад белокурых волос упал на плечи, золото Брисингамена заструилось по груди радужными струями, янтарные очи рептилий мигнули, смаргивая с век хрустальную крупку: прозрачный штоф гроба как бы сам по себе разбился в дрезину и выпал в глубокий осадок.

– Теперь твоя сдача, Одинокий, - скомандовал Белый-в-Крапину Леопард.
– В конце концов, ас ты или не ас, пан или пропал?

– Та, кого я знал, слыла неукротимейшей из валькирий, - тихо ответил Один. - Да и супругу Ода никак не удавалось приручить... приучить к домашнему хозяйству. Но это безусловно она в обоих своих ликах: аромат я узнал много прежде лица и стана. И вот теперь страшусь её как распоследний дурак. Что надо сделать?

– Изобразить фавна с вакханкой. В смысле "Бей в барабан и не бойся, целуй маркитантку смелей", - ответил Леопард и хитренько, совсем по-кошачьи, облизнулся.

Один подкрался к дремлющей богине, слегка удивляясь, что никакие катаклизмы больше ему не мешают. И слегка коснулся её рубиновых уст своими.

Ингигерд распахнула глаза как ставни, даря миру щедрые охапки внутреннего света. Окрестный пейзаж скинул с себя морозное оцепенение. Карлики, коты и вороны поднялись с пола и в восторге забили в ладоши.

– Какой ты красивый, Один, - сказала она.
– До сих пор. Не зря твоя законная Фригг тебя ревнует.

– А тебя, Фрейя Ванадис, Госпожа Богиня из племени ванов, никакие слова не украсят и не будут к лицу более ожерелья четырёх стихий.

– Какого ожерелья? - Фрейя направила взор себе на грудь и рассмеялась:

– Ах, да оно и есть я сама, я же - оно. Четыре стихийных элемента сковали пятый, что есть сама любовь во плоти. Я свободна, я сама над собой властна, и нет мне преград. Куда мы теперь пойдём?

– Думаю, в Асгард. Но не сразу. И вообще погоди малость.

Один повернулся к обоим своим спутникам:

– Ирбис, ты вообще-то кто такой?

– Я сказал правду, - ответил тот обиженно.
– Спутник бога Диониса. Ну ладно - ещё и кровный брат Фрейра Инги и Фрейи Ингигерд из рода ванов. Ворон спросил у меня, как можно избавиться от того, что присуждено навсегда. Я напомнил ему о Прометее: когда олимпийцы позволили Гераклу разбить цепи, соединившие титана со скалой, Прометей сделал себе кольцо из звена цепи и скального обломка. Так слово богов отменилось, не будучи нарушенным. Ты умница, ответил он: ведь Брисингамен - почти то же самое, это в одно и то же время кольцо, металл и самоцвет.

– Снова Ворон! Кто же ты сам, плут?

Ворон тем временем успел принять исходную форму.

– Кто? Подумай. Я по роду занятий проводник путников, а ты путник. Чтобы ты стойко держался меня, спрятал я под перьями платок, бывший у нашей общей госпожи на теле, и вынес наверх.

– Так вот почему...
– начал Один, но перебил сам себя:

– Поэтому и Слейпнир тебе подыграл, что учуял знакомое?

– Да нет, не подыграл - доверился. Я ведь ближайший его родич - от слова "родить".

– Жил в Асгарде такой бессмертный, который отвлёк на себя волшебного жеребца, обернувшись кобылой, и зачал от него... Изворотливый хитрец, многоликий оборотень, беспощадный насмешник. Это ведь ты, Локи?

– Да, побратим, - ответил Ворон в первый раз без тени иронии.
– Когда ты под конец сослал меня в Нифльхейм и приковал, все асы до одного забыли, что там моя родина и родина моих детей, которые не сотворят со мной ничего дурного. Но когда мы разделили с тобой рог на одном из давних пиршеств, я запомнил это навечно. Теперь все мои долги уплачены. Идите с миром, и да будет с вами благословение моей дочери Хель!