Далее наблюдение за Коржиковым не осуществлялось по причинам чисто техническим, но сегодня утром, перед сменой, он заехал в кооператив, где поставил в Толин ремонтный бокс новенькую «семерку» с номерами «семерки» битой.

Справка происшествий по городу подтвердила угон… Так начался день сегодняшний.

В 16.00 Коржиков навестил «установленное место», где хранилась битая машина, и, изъяв из нее некоторые принадлежности, носившие, очевидно, характерные приметы, выехал обратно в город.

В 17.15 заднюю дверцу его такси процарапала боковиной бампера «Волга» с водителем-новичком, и начался разбор происшествия.

В 18.00 Толя Воронов вошел в гараж, плотно закрылся изнутри и включил газовую горелку.

После этого сообщения я запер кабинет снаружи и направился к ожидавшей меня оперативной машине, где находился Лузгин.

В 18.30 сотрудник ГАИ, тоже «новичок», долго и трудно разбиравший простейшее ДТП, отпустил Коржикова, перегрузившего возле таксопарка «характерную мелочишку» в личный автомобиль, на котором в 19.08 проследовал в кооператив…

Выслушав последний доклад по рации, мы с понятыми дружно вышли из машины.

Через пять минут гражданина Коржикова вновь задержит ГАИ и некоторое время будет дотошно проверять его документы. В случае непредвиденных обстоятельств, зависящих от поведения Воронова, Коржикову предстоит пройти оскорбительную проверку на трезвость…

На территорию кооператива мы проникли через забор во избежание объяснений со сторожем — приятелем Коржикова.

Подошли к боксу. Из дверей ядовито тянуло синтетической краской и слышалось шипение кислорода: заканчивались покрасочные работы…

Я постучался в дверь. Шипение стихло. Затем за дверью ощутилось некое встревоженное движение, после — пауза… Наконец звонкий голос произнес:

— Да!

Слово было короткое, но высказали его настолько грубо и презрительно, что невольно подумалось: сюда стучатся обычно либо надоевшие попрошайки, либо такие же, как и тот, находящийся за дверью, хамы.

— Электронадзор, — представился Лузгин строгим деревенским баском. — Открывайте!

— Машина сохнет, не могу, — прозвучало настороженно. — Нечего пыль пускать, гуляйте, нормально тут все, проводка в порядке…

— Зафиксирована утечка, — с купеческой какой-то солидностью изрек Лузгин, а затем пригрозил ОБХСС: вызовем, мол, немедля…

Послышался приглушенный мат, лязгнула щеколда затвора, и мы скопом вломились в гараж.

— Стоять на месте, уголовный розыск, — вяло предупредил Лузгин.

— Та-ак, — выдохнул Толя, сдирая с жилистой шеи респиратор и бросая его на верстак. На предъявленные документы внимания он не обратил, отмахнулся.

Я поднял капот. В нише водостока, на номере кузова, узрел свежую гладь краски. Извлеченный двигатель стоял в углу, прикрытый рогожей. Я стер краем рогожи налет грязи с плоскости блока. Номер был тот, с угнанной машины.

Лузгин тем временем извлек из урны для отбросов вырезанный из краденого кузова кусок с выдавленными цифрами… Затем, вновь защелкнув щеколду на двери, включил вентиляцию. Все, как и предусматривалось планом — гул лопастей не мешал нам вести неслышимую снаружи беседу.

— Душновато у тебя, — мирно обратился Лузгин к Воронову. — Легкие не бережешь, гадостью всякой дышишь… Так и надышишь себе рачок.

— Не пужай, сердобольный доктор, — ответил тот.

— Товарищи понятые… — начал я, но речь мою прервал стук в дверь. Радостный голос произнес с энтузиазмом:

— Толик, змей, открывай калитку! Я это! Ну навонял, ну, трудяга, ну…

Толик покосился в сторону возгласов недоуменно и скучно: мол, кто бы ответил, какого такого дурака принесло?

Лузгин гостеприимно растворил ворота.

Радостная и одновременно заискивающая улыбка на лице Коржикова в одно мгновение при виде нас сменилась бледным ужасом.

— Входите, гостем будете, — пригласил я. В руке Коржикова обвислая сумка с «характерной мелочью» из похищенной машины, но обращать внимание на сумку в наши планы не входило.

— Да я… — промямлил он, — вопрос вот имею к нему… — Указал скрюченным пальцем на Анатолия.

— Какой вопрос?

— Да вот… дверцу поцарапали мне сегодня, — нашелся Коржиков, слегка оживившись. — Краска нужна.

— Ваши документы, — зловеще протянул руку Лузгин, и, словно укушенный залезшим под рубаху насекомым, Коржиков поспешно полез куда-то глубоко за пазуху, причитая:

— Вот день! А? Вот день! — И извлек документы.

Пока документы просматривались с полной, разумеется, серьезностью, корректностью и всякими соответствующими вопросами, я продолжил спектакль.