Чтобы поднять себя в глазах императрицы, Чичерин решил придать заурядному делу политическую окраску. Нити заговора конфедератов тянутся из Польши в Россию, в Санкт-Петербург. Заговор угрожает государыне Екатерине Алексеевне. Не случайно два видных конфедерата — оба в чинах, не мелкие пташки — появляются в столице. Надо выявить их связи, круг знакомств, тайные намерения.

Чичерин появился в доме коменданта при полном генеральском параде, импозантный, весь в орденах. Сказал Беньовскому ласково, участливо:

— Проиграно ваше дело, батенька мой. В политике следует быть реалистом.

Беньовский выжидательно молчал, ещё не зная, куда клонит нарядный генерал.

— Назовите ваши петербургские связи, встречи.

— Встреч почти и не было, если не считать визита к отцу Максимилиану, ксёндзу костёла Святого Станислава.

— Он ваш земляк, соплеменник?

— Нет, кажется, немец из Баварии. Я нуждался в святом причастии, так как давно не посещал костёла. Ещё были неоднократные разговоры с владельцем постоялого двора. Я расспрашивал его про город.

— Как отыскали шхуну «Орания»?

— Бродил по набережной и вдруг увидел судно под голландским флагом.

Беньовский умолчал об аптекаре Вебере, которого не хотел впутывать в своё дело.

— А шкипер-то «Орании» оказался честным голландцем и сообщил нам о ваших намерениях, — с довольной ухмылкой сказал генерал.

— Пусть это будет на его совести.

— Вы, Беньовский, были видной фигурой среди конфедератов, и вы должны многое знать. Есть ли у Красинского сторонники в России? Поддерживает ли он связи с ними? Имеются ли у конфедерации планы распространить заговор и на Россию?

— Затрудняюсь ответить, генерал. Если и есть такие планы, меня в них никто не посвящал. Для поляков я ведь всё-таки оставался чужеземцем, венгром, и поэтому не пользовался их полным доверием. Я был только военным наёмником.

Беньовский сознательно прибеднялся. Генерал-полицмейстер так и не добился желанных показаний, хотя ещё и ещё раз повторял свои вопросы, ставил их в иной форме, в иных формулировках. Приезжал он в крепость ещё дважды. Но и на последующих допросах Беньовский не сообщил ничего нового. Морис повторял, что его, человека по своей натуре деятельного, тяготила казанская ссылка, вынужденное безделье. Власти обращались с ним вполне гуманно, не досаждали мелочным опекунством. Поселили его у милейшего человека, купца Вислогузова. Его, Беньовского, даже мучит совесть оттого, что он не оправдал доверия Степана Силыча, похитив у него документ. Но тоска по свободе взяла своё. И он, после долгих и мучительных раздумий, решился на побег. Пусть не судят строго его сотоварища-шведа. Адольф Винблад, мягкий, легко сговорчивый человек, поддался уговорам. Инициатором побега был он, Морис Август Беньовский. В Санкт-Петербурге у них была единственная цель — отыскать иностранное торговое судно и договориться за хорошую плату с его шкипером. Никаких связей у них в столице нет. Ни о каких планах конфедератов распространить свой заговор на Россию он, Беньовский, ничего и никогда не слышал.

Чичерин выслушал показания Беньовского, повторяя:

— Допустим, допустим...

Похоже, венгр говорил правду. И весь грандиозный план генерал-полицмейстера сделать из заурядного дела беглецов громкую политическую сенсацию и преподнести её на золотом блюде матушке-государыне рушился.

Екатерина выслушала доклад Чичерина и осталась недовольна. Она ждала большего. Она сама желала раздуть дело, чтобы потом припомнить полякам и это. Её давнишний друг сердечный Станислав Понятовский не оправдал надежд русского престола. Он оказался слабым и нерешительным правителем, не способным без русской помощи сладить со своенравной шляхтой. Екатерина конфиденциально обсуждала с графом Никитой Ивановичем Паниным [27] , главой внешнеполитического ведомства, планы раздела Польши. Только бы удалось полюбовно договориться с Австрией и Пруссией.

В пику Чичерину, не проявившему, по её мнению, всей необходимой настойчивости и последовательности, императрица поручила Панину, чтобы тот сам допросил Беньовского.

— Граф Никита Иванович, дело-то тонкое... Чует моё сердце, здесь замешана большая политика и угроза устоям нашего трона. Поэтому сей орешек оказался не по зубам Николаю Ивановичу. Попробуй ты разгрызть его.

— Попробую, матушка-государыня, — ответствовал Панин с поклоном.

Графа Никиту Панина Екатерина в глубине души недолюбливала, а порой и опасалась, хотя ценила его острый ум, трудолюбие и даже поручила ему роль воспитателя цесаревича Павла Петровича. Императрица знала, что граф находится в скрытой оппозиции к самодержавной системе и мечтает о некотором ограничении единоличной власти государыни аристократической олигархией. Но явных сторонников у Никиты Ивановича было мало, а свои убеждения проявлял он весьма сдержанно и императрицу, разыгрывавшую роль просвещённой либеральной монархини, переписывавшейся с французскими философами, занимавшейся литературным трудом, особенно не пугал.

Ехать самолично в крепость граф не соизволил, а приказал доставить заключённого венгра для допроса к нему во дворец. И вот Беньовский стоял перед Никитой Паниным, вальяжным вельможей, словно только что сошедшим с парадного портрета. Он расхаживал по кабинету, и его массивная фигура отражалась в натёртом до зеркального блеска узорчатом паркетном полу. Морису бросились в глаза крупные бриллианты, украшавшие пряжки графских туфель.

Допрос не дал ничего нового. Панин задавал те же вопросы, какие задавал до него и генерал-полицмейстер, — с кем был связан Беньовский в Санкт-Петербурге, располагают ли конфедераты сетью заговорщиков в России, имеют ли они злые умыслы против императрицы.

— В столице ни с кем не связан. На другие вопросы, граф, затрудняюсь ответить по причине неосведомлённости. От вождей конфедератского движения я был далёк, — твёрдо отвечал Беньовский.

Никита Иванович достаточно хорошо знал свою государыню и умел ей угодить. Он знал, как, сообразуясь с настроением Екатерины, доложить, подать ту или иную новость, расставить акценты в докладе.

— Матушка-государыня, — вкрадчиво начал он. — Прямого ответа на мои вопросы сей Беньовский не дал. Хитёр, умён — ничего не скажешь. Но и меня, старого дипломата, на мякине не проведёшь. Проницательность подсказывает мне, что он суть опасный злодей.