В сводных документах о столкновениях отрядов с крестьянами за август 1918 года говорится о шести инцидентах в Тверской губернии, в которых погиб комиссар и пострадали восемь красноармейцев [60] . К сожалению, скоррелировать эти данные с конкретными восстаниями не представляется возможным.

События в Осташкове и прилегающих волостях 6–7 июня 1918 года трудно назвать не то что восстанием, но даже и движением против советской власти. Хотя, конечно, в прошлую историческую эпоху именно так и говорили. Шутка ли – убили военкома! Давайте разбираться, что же в те дни происходило в селигерском крае.

До комбедовской эпохи, как и везде, многие волостные советы в Осташковском уезде были сформированы в результате свободных выборов, не сильно ограниченных требованиями советской Конституции. И потому хоть к уездной, хоть к центральной власти относились недружественно и выполнять ее декреты и распоряжения не спешили. Более того, ряд волостей официально провозгласили свободу торговли, запретили вывоз со своей территории продуктов, ввели свои и отказались платить государственные налоги. Не стеснялись крестьяне говорить о том, что думают про власть, и на съездах советов весной 1918 года, и голосовать на выборах в уездный исполком не только за большевиков, но и за эсеров и беспартийных. Лозунг «Власть на места» во всей красе [61] .

27 мая (10 июня по старому стилю) в Осташкове традиционно отмечался день памяти преподобного Нила, на который собиралось до 30 тысяч человек. Накануне по уезду стали распространяться слухи о наличии в городе больших запасов продовольствия на военных складах, которые делегаты первого уездного съезда председателей волисполкомов и земельных комитетов предложили раздать населению. Под влиянием этих слухов в Осташков начали собираться толпы крестьян (по некоторым сведениям – из двенадцати волостей), которые в итоге образовали некий неформальный уездный сход. В источниках неоднократно упоминается, что к его организации приложили руку эсеры, называются конкретные фамилии – Петров, Бобров. Местный исполком решил не мешать им собраться в здании местного театра, так как был уверен в преданности гарнизона [62] .

На сходе обсуждали только продовольственное положение, никаких политических вопросов не поднималось. Говорили долго, крестьяне, многие из которых явились с мешками, потребовали провести ревизию интендантских складов.

Исполком опять уступил требованию масс и организовал комиссию по проверке, в которую вошел и военком Орловский (а также заведующий продовольственным отделом по фамилии Деникин). Надо сказать, что в частях Орловского не любили, и на собрании, которое на фоне этих событий произошло в гарнизоне, не кто-то, а комбат Савич предложил отстранить военкома от дел. Но события пошли по-другому: когда комиссия, осмотрев несколько складов, пришла к полковому цейхгаузу, туда же явилась толпа солдат и стала предъявлять претензии, что им не дают селедку и хлеб, требовали арестовать военкома. Тот попытался убежать и был убит. Стреляли в него несколько человек, потом добивали прикладами. Похоронен Орловский, кстати, был по православному обряду, в отличие от ржевских и зубцовских товарищей, которых будут уже осенью хоронить под пение «Интернационала» не на кладбищах, а на центральных площадях и в парках [63] .

После этого красноармейцы собрали несколько митингов, на которых тоже активно обсуждали продовольственный вопрос, захватили железнодорожную станцию и телеграф (судя по всему, этим занимались всего несколько человек), но на этом их активность, собственно, и закончилась. Перепуганный исполком, опасаясь, что к движению присоединятся богомольцы, дал телеграммы в Великие Луки, Псков, Тверь, Москву и Петроград, ввел военное положение, организовал рабочую охрану, также на его стороне выступил отряд кавалерии. Впрочем, ночью и в гарнизоне на собрании была принята резолюция о преданности советской власти. Это, конечно, не помешало отрядам, спешно прибывшим на следующий день из Бологого и Великих Лук (латышские каратели ВЧК, порядка двухсот человек), а также из Твери, разоружить гарнизон. На Осташков даже двинули бронепоезд. Крестьяне продолжали какие-то собрания, но ими уже никто не интересовался [64] .

Был создан революционный штаб, немедленно начала работу чрезвычайная следственная комиссия, которая провела многочисленные аресты. Заодно была создана уездная ЧК во главе с машинистом, большевиком Кириллом Кратюком. Прошедший 1–5 июля уездный съезд советов выбрал новый исполком, снова разношерстный: левые эсеры, большевики, беспартийные [65] .

Следствие по делу о восстании было закончено в рекордные сроки: уже 17 июня оно было передано в губревтрибунал (хотя не исключено, что в документе опечатка и все же чекисты разбирались с повстанцами еще месяц). В деле фигурировали всего шесть имен: Василий Иванов, Арсений Соколов, Сергей Степанов, Петр Филонин, Андрей Савич, Александр Комаров. Тогда революционный суд еще был неспешным, и дело было назначено к рассмотрению аж на 27 декабря. При этом обвиняемые оставались в Осташкове.

Но тут подоспела эпоха большого террора, и осташковская УЧК вместе с уездным исполкомом решили расстрелять подследственных на основании собственного решения, не спрашивая ни трибунал, ни ГубЧК. Что и было сделано 13 сентября (правда, Комарова решили отправить на 12 лет принудительных работ), после простого прочтения приговора, который приговоренные подписать отказались.

Между тем в Твери об этом ничего не было известно, ревтрибунал 19 ноября утвердил обвинительное заключение в адрес давно мертвых людей. Когда же судьи про это узнали, то очень возмутились таким нарушением собственных прав и превышением власти со стороны уездных товарищей. О чем пожаловались самому комиссару Крыленко в Москву и попросили у него полномочия на отстранение всех подписавших приговор от должности.

Но судя по тому, что товарищи Зуев, Кратюк и прочие еще долго служили пролетарской власти, то ли недосуг было Крыленко рассмотреть это обращение, то ли решил он, что не время отказывать преданным партии товарищам в праве быть палачами. А осташковские коммунисты приветствовали своих коллег за энергичную работу. Правда, менее чем через год Зуева за злоупотребления отстранят от должности, а Кратюк после Гражданской войны никакой карьеры не построит, вновь будет водить паровозы, а потом устроится на непыльное место завскладом [66] .