Шрифт:
– Епать копать, - сказала я и покрутилась на месте вокруг своей оси в поисках выхода. Выход нашелся за моей спиной. Счастливая и перепуганная я рванула туда.
– Епать копать, - возмутилась я уже громче. Выход оказался входом в парилку. Выскочив в купальню, я захлопнула за собой дверь и опять оказалась в том же положении, с которого начинала. Шестнадцать глаз увлеченно наблюдали за моими передвижениями.
– Выход там, - произнес один из голопузых, указав на стену за своей спиной.
Еще один, тот единственный, что удосужился на талию полотенце намотать, нахмурился, сердито сжал губы, подошел ко мне и рукой закрыл глаза.
– Дурочка, - процедил он сквозь зубы и чуть ли не волоком потащил в нужном мне направлении.
– Ступай и не вздумай никому рассказать, что сделала.
Я оторопело уставилась на своего "спасителя".
– А что я сделала?
Ответом мне послужил хмурый, осуждающий взгляд. Я едва не споткнулась и пребольно ударилась мизинцем о камень. И вот когда ударилась, осознала, что босая бегу по ледяному снегу. Всхлип получился громкий и очень емкий, включающий в себя все мои беды. Я мало без обуви была, так еще в сарафане легком открытом.
Спаситель рывком поднял меня на руки.
– Прости, - прежних суровых интонаций как не бывало. Я оказалась в плену ласковых карих глаз. Герой был чертовски красив, обаятелен и горяч, буквально. Я прижалась посильнее к теплой груди. Такой фокус выкидывала последний раз не помню когда. Алкогольный туман в голове не желал рассеиваться, так что соображалка пока работала паршиво. Зато гормоны без контрольного органа, работали ох как хорошо, руководя действиями героини! Что нам снег, что нам зной, что нам дождик проливной, пока мужчина-мечта на ручках несет.
Пока я беззастенчиво рассматривала свою мечту, она меня занесла в маленький бревенчатый дом и поставила аккурат посередине единственной жилой комнаты.
– Кто ты?
Я удивленно подняла брови, но на вопрос ответила честно:
– Татьяна я.
Красавчик взял меня за плечи, склонился и заглянул в глаза. Зловеще так, таинственно смотрит и молчит, чтоб мир краше не казался. С перепугу даже трезветь начала.
– Как Ларина, - затухающим голосом пояснила я на всякий случай.
– Человек?
– нахмурился мой странный собеседник.
– Сколько тебе лет?
– А вы кто?
– не выдержала я. Все происходящее определенно было сном. У меня на фоне алкоголя всегда такие сны реалистичные. Другое дело, что, как правило, они малоприятные, в отличие от этого. Но тем не менее.
Герой тяжело вздохнул и потрепал пятерней волосы на затылке. В расстроенном состоянии он выглядел еще сексуальнее.
– Муж твой, - наконец он отважился поднять на меня взгляд.
– Точнее той, кем ты стала.
– "Му" что?
– растерялась я.
– Не подумал, - кивнул странный субъект.
– Сейчас. Потерпи.
Он зачем-то сердито сжал губы, поднял меня за талию, перенес на лавку возле печи и тщательно укутал в пуховое одеяло с головой. И только после того, как он это сделал, я сообразила, что тело сотрясает мелкая дрожь. То ли стресс сказался, то ли алкоголь выветриваться начал - не до того было.
Муж!
Зачем мне муж? У меня уже был один. Мне не понравилось.
Я осторожно высунула лицо из пухового сугроба и постаралась как можно деликатнее озвучить просьбу.
– Простите, пожалуйста...
– Ты с Земли угодила в наш мир, - не стал вникать в мою вежливость "муж".
– Из будущего, настоящего или прошлого аптекарь тебя вытянул не знаю, но дороги обратно в любом случае нет. Смирись...
Я оторопело уставилась на новоявленного супруга.
– Если бы действие обратное было, ты бы сейчас прежде долго сомневалась в реальности происходящего. Но ты веришь, а это значит, что Любомира жизнями обменялась, а не телами. Видно, судьба твоя ей больше по душе была, - его, кажется, последняя мысль искренне расстроила.
Я неожиданно для себя самой жалостью прониклась. В каком-то смысле он тоже жертва обстоятельств. Правда, сомнительная жертва. С чего это от него жена убежала? Да еще так радикально.
– То-то я смотрю Любомира молоденькая чересчур стала, - он опять склонился и в глаза мне заглянул.
– Лет на тридцать ты выглядишь. Совсем дитя неразумное.
Сказать, что снова удивил - вообще ничего не сказать. Во-первых, если тридцать - это для него "дитя неразумное", то сколько же ему...
– Сто тридцать, - прервал мои мысли подозрительный субъект.