По мнению авторов, придерживающихся этой концепции, отнесение следователя к стороне обвинения, предполагающее осуществление им уголовного преследования, а, следовательно, в конечном счете, изобличение лица в совершении преступления, вступает в резкое противоречие с принципом всестороннего, полного и объективного установления всех обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу. А потому, пишет, например С. А. Шейфер, «процессуальная функция следователя – это не уголовное преследование, а всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела» [48] .

По сути, в таких утверждениях, возьмем на себя смелость предположить (пусть простят нас авторы, придерживающиеся этой позиции), как это ни парадоксально реанимируются давно известные лозунги о сущности советского уголовного процесса.

Так, например, в 1970-х гг. В. Г. Даев утверждал: «В советском уголовном процессе функции обвинения… ни у одного участника процессуальной деятельности нет и быть не может» [49] .

Еще дальше в обосновании этой позиции через десять лет пошел В. Д. Адаменко. Приведя замечание К. Маркса о том, что соединение в одном лице судьи, обвинителя и защитника, противоречит законам психологии, он тут же резюмировал следующее: «…действие социалистического принципа состязательности в уголовном процессе и обязанность суда при вынесении решения оценивать все обстоятельства дела, в том числе обстоятельства, свидетельствующие в пользу обвиняемого, позволяют сделать вывод о нераспространении тезиса (указанного замечания К. Маркса – авт.) на советскую судебную систему» [50] .

Комментарии по поводу таких утверждений, как говорится, излишни…

И мы бы не стали их воспроизводить, если бы, увы, уже в 2001 г. эти же тезисы, почти дословно повторяя приведенные выше слова В. Г. Даева, не воспроизвел В. С. Джатиев в следующем категорическом заявлении: «На мой взгляд, в уголовном процессе нет и не может быть функции обвинения, если, конечно, под функцией подразумевать роль и назначение конкретного субъекта в конкретной же системе общественных отношений» [51] .

Мы не считаем необходимым сколь-либо подробно останавливаться на этом эпатажном высказывании. И в то же время нам просто интересно было бы знать мнение этого автора, как его позиция соотносится с полномочиями прокурора? С тем (хотя бы), что в соответствии ч. 3 ст. 37 УПК «в ходе судебного производства по уголовному делу прокурор поддерживает государственное обвинение, обеспечивая его законность и обоснованность»? (Не менее парадоксальную концепцию Ю. К. Якимовича и ряда других авторов относительно функции прокурора в уголовном судопроизводстве мы рассмотрим позднее).

Мы же никакого противоречия в том, что следователь отнесен к стороне обвинения с необходимостью – и это особо подчеркнем – его осуществления на основе принципа объективного, полного и всестороннего расследования, не усматриваем; аксиоматично для любой сколь-либо цивилизованной правовой системы, что обвинение лица в совершении инкриминируемого ему преступления должно быть законным, основанным на всестороннем, полном и объективном исследовании всех материалов дела, сочетаться при этом с неукоснительным соблюдением прав и свобод этого гражданина, обеспечением их реализации.

«Следователь, – совершенно верно пишет об этом же В. Д. Зеленский, – это прежде всего обвинитель. Но обвинять можно при обязательном исследовании всех сторон события, явления. Это объективная особенность познания, своеобразной формой которого является расследование» [52] .

Мы убеждены: всесторонность, полнота и объективность исследования обстоятельств дела – не процессуальная функция следователя, это основной методологический принцип, на неукоснительном соблюдении которого основано выполнение следователем функции уголовного преследования.

Будем реалистами: всесторонне, полно и объективно исследовав все материалы уголовного дела, что, заметим, во многих ситуациях сопровождается применением мер процессуального принуждения и проведением следственных действий, очевидно ограничивающих права граждан, сделав на этой основе вывод о совершении расследуемого преступления определенным лицом, следователь предъявляет ему обвинение.

Что все это есть, как не выполнение следователем функции обвинения, которое – в очередной раз обратим на это внимание – должно основываться, обусловливаться материалами проводимого им расследования?

«Можно ли, – задает логично вытекающий из данного постулата вопрос С. А. Шейфер, – представить себе следователя, который решает вопрос об обоснованности выдвинутого (им или обвинительной властью) обвинения, не перебирая, не анализируя всех обстоятельств, на которых оно построено, и не собирая новых доказательств, подкрепляющих (но также и опровергающих) обвинение?». И сам совершенно обоснованно (несколько отступая от своей ранее приведенной позиции о функции следователя) на него отвечает: «Следователь, пассивно, как рефери в спорте, разрешающий вопрос о доказанности обвинения, не пытаясь при этом проверить возникающие в его сознании версии, – не более чем умозрительная фигура!» [53] .