Но тем не менее редкий зритель не задумается иногда над тем, что стоит за разговорами героев. Разве вам не интересно, например, узнать:

• чем целыми днями занимается Леонард в своей лазерной лаборатории?

• почему Шелдон так одержим стать «ученым, который докажет теорию струн», хотя, по словам Леонарда (на первом свидании с Пенни), «теорию струн доказать невозможно»? [3]

• почему Говард, который, судя по табличке на двери, работает в лаборатории космической инженерии в первом сезоне, а потом в пятом сезоне в лаборатории инженерных разработок (в секретной зоне, ни много ни мало), тем не менее находит время для того, чтобы стать еще и продвинутым программистом? [4]

• и когда же Радж, фея домашнего очага днем и звездочет ночью, спит?

У нас нет ответов на все эти вопросы, но мы попытаемся поворошить некоторые из них и посмотреть, что мы можем узнать. Это, конечно, необязательно. Можно покатываться со смеху над этими ботаниками, не имея абсолютно никаких научных знаний, но иногда интересно понять, над чем же смеются такие же ботаники среди зрителей. Признаем, слово «ботаники» грубовато, мы скорее всего должны употреблять что-то вроде «одаренные и высокообразованные личности». И вообще можно быть ученым, и не будучи ботаником. (Лорри утверждал вполне серьезно, что шоу «не о ботаниках и гиках, а об экстраординарных людях» [5] .)

Об ученых существует нелицеприятный миф, подпитываемый стереотипами о ботаниках и гиках. Бытует мнение, что ученые самоуверенны, будучи при этом интровертами. Что они ходячие энциклопедии, но совершенно несведущи в поп-культуре. Вопрос об их самочувствии они проанализируют со всей тщательностью, прежде чем дать точный медицинский отчет. Комментарий о погоде они встретят странным бормотанием о термодинамике и причинно-следственных связях. Но о многом ученые знают не больше нас с вами. Спросите у ученого, что есть энергия, или время, или пространство, или поля, или свобода воли, и смотрите как он начнет корчиться. Несмотря на то что само слово «наука» уходит корнями в слова «научить, знать», смысл науки прежде всего не в обладании знаниями, а в их поиске. (До середины XIX века это все называлось естественной философией, что приблизительно означало «поиск знаний о том, как все работает».) И это бесконечный поиск. Самые умные люди знают, что то, что они знают, ничтожно по сравнению с тем, чего они не знают.

К счастью, мы все способны воспринимать довольно сложные концепции, даже не обладая особыми научными способностями. Наука базируется на любопытстве, и то же любопытство, которое подстегивает ученых на открытия, живет в каждом из нас. Вы когда-нибудь задумывались, почему бревна плавают, а камни тонут? Почему нет двух одинаковых снежинок? Можно ли научить медведей основам пчеловодческого хозяйства? Любопытство – это самый важный фактор стремления к знаниям.

Теперь об «Объяснениях, которые будут понятны даже Пенни». Как часто вы говорили: «Ну да, мне все понятно», когда на самом деле вам было ничего не понятно? Мы все порой притворяемся, чтобы не ударить в грязь лицом в запутанном, странном или нестандартном разговоре. Это один из способов поддержать разговор и скрыть наше невежество, однако он может иметь и обратный эффект. (Когда Шелдон призывает Эми объяснить экстраординарный скачок логики, а она просто отвечает: «А разве это не очевидно?» – и ему ничего не остается, как сдаться после неловкой паузы: «Ты права. Прими мои извинения», и нам непонятно, не притворяются ли они оба в этой ситуации [6] .)

Поразительно же невозмутимая Пенни легко скажет прямо: «Милый, я уверена, что ты думаешь, будто все понятно объясняешь, но это не так» [7] . Она знает, что ответственность за то, понятен ли предмет разговора, лежит не на слушателе, а на говорящем. Это не вопрос того, как упростить «чтоб и дуракам было понятно», используя слова полегче или упуская детали. Это способность дать вашей аудитории инструменты, которые помогут им нарисовать их собственную умственную картинку.

Эта книга является попыткой дать вам несколько подобных инструментов. (Там, где не получится, вина будет лежать не на Пенни и не на читателе, а на авторе данной книги.) Так что присоединяйтесь, давайте углубимся в то, что занимательно и весело в науке, технике и «Теории Большого взрыва». И кто знает, может, у нас получится немного понять то, как все устроено, начиная с самой этой книги и вставок, встречающихся на ее страницах.

Научная вставка

Эти два маленьких слова нужны, чтобы привлечь внимание к тому, что некоторые называют «придирками к мелочам».

Немногие комедийные сценаристы являются учеными экспертами (вот удивил). Ну и что? Доски Шелдона могли бы быть покрытыми детсадовскими каракулями вместо настоящих формул и графиков «с теорией струн по краям», и на этот счет ворчала бы только парочка особо образованных блогеров [8] . Если бы «Теория Большого взрыва» тонула в той же абракадабре техноболтовни, которая отягощает новые версии «Места преступления» и «Звездного пути: Вояджера», мало бы кто возмутился.

Но здесь все по-другому. Надо отдать должное создателям сериала, Биллу Прейди и Чаку Лорри, за то, что они постарались, чтобы их детище не вызывало никаких научных нареканий. Для этого они пригласили экспертов, которые смогли бы исправлять ошибки, фильтровать научный жаргон и предлагать корректные научные термины. Удивленный незнакомец, на которого Говард обрушивает новость: «Это моя девушка Бернадетт» [9] , на самом деле обладатель докторской степени Дэвид Зальцберг, научный консультант «Теории Большого взрыва» и настоящий профессор астрофизики элементарных частиц Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Он несет ответственность за все научные ссылки и по крайней мере за одну шутку (про Галилео и папу римского) [10] . В какой-то мере эта книга появилась благодаря его работе.