– У нас будут прекрасные дети, – это были первые слова, произнесенные красивым, с непринужденными манерами парнем, который вклинился между ней и Эрни Кауфманом.

Эвелин покраснела. Она не привыкла общаться с незнакомыми парнями и не знала, как себя вести. Эвелин была польщена и одновременно растеряна, хотя по стандартам сороковых годов она была привлекательной, эффектной девушкой, типичной американкой. Ее родители сменили фамилию Эпштейн на Эдвардс. Они исправили Эвелин зубы и нос и выпрямили ей волосы, чтобы она могла носить прическу «паж» с косым пробором, как это делали тогда девушки из знатных семей. Эвелин была очень хороша в модном красно-зеленом шерстяном платье с короткими рукавами и глубоким декольте. На ногах у нее были маленькие золотистые бальные туфельки. При этом она оставалась по-прежнему Эвелин Эпштейн, скромной и застенчивой девушкой, желавшей нравиться, но боящейся показаться надоедливой, со слегка вздернутым носиком и волосами, которые начинали виться, едва она попадала под дождь.

– Где находится ваша школа? – спросила Эвелин, чувствуя всю неуместность вопроса и смущение от своей неловкости.

– В Колумбии, – усмехнулся он и притянул ее ближе к себе так, что она, сама того не желая, прижалась к нему своими маленькими девическими грудями. Ей стало не по себе. Ощущение неловкости усилилось еще больше, когда он прикоснулся к ней своей щекой. Она попыталась отстраниться от него, тогда он взял ее руку и обнял так, как этого хотелось ему. Они продолжали танцевать щека к щеке.

– На чем вы специализируетесь? – Она подумала, что лучше было бы помолчать, чтобы не наговорить несуразностей.

– Тсс! – сказал он, и ей не оставалось ничего иного, как слушать звучащую мелодию, интимные и романтические слова которой как бы приближали ее еще больше к этому красивому мужчине, чье имя продолжало оставаться для нее неизвестным, и рождали в ее смятенной душе какие-то волнующие теплые чувства.

– У нас будет мальчик и девочка, – сказал он. – Два ребенка– это замечательно, правда?

– О, нет, – машинально ответила Эвелин, опьяненная неожиданной близостью. – Мне хотелось бы иметь большую семью.

– Ладно, – сказал он. – У нас будет два мальчика и две девочки. Тебя бы это устроило? Главное, чтобы ты была довольна.

Она не успела ничего ответить, как вновь появился Эрни, вклинившись между ней и незнакомцем, хотя разбивать пару повторно было совсем не по правилам. Зазвучала новая песня «Если бы я вас любил», и Эвелин, танцевавшая теперь с Эрни, благодарила Господа за то, что ей не пришлось танцевать под эту нежную лирическую мелодию с удивительным незнакомцем, и в то же время она не могла не вспоминать о том, как ей было хорошо в его руках и как приятно было ощущать его щеку около своей. Она подумала о том, сколько ему лет. По меньшей мере двадцать четыре года, и она была уверена, что он воевал. Ходил ли он в плавание? Был ли он ранен? Есть ли у него медали и ордена? Если их несколько, то это называется фруктовым салатом. Так интересно, есть у него фруктовый салат? Она попыталась представить себе его в военном мундире Он, наверное, был офицером. Она не сомневалась в этом. Он был такой самонадеянный и уверенный в себе

Эрни танцевал степенно и плавно, скромно держа Эвелин на расстоянии. Они выросли вместе в Ист-Ориндже, в Нью-Джерси. Семьи Кауфманов и Эдвардсов с уважением относились друг к другу и предполагали, что юные Эвелин и Эрни вскоре поженятся. Поэтому они предоставили детям свободы больше, чем они бы это сделали в любом другом случае, будучи достаточно консервативными людьми, неодобрительно относящимися ко всем вывертам молодежи. Оторванность от старых традиций, поспешные браки, двухдневные медовые месяцы, семимесячные дети и многое другое приводило их в ужас.

Когда зазвучала следующая мелодия, Эрни, как обычно, повел Эвелин к складным стульям в конце танцевального зала.

– Ох уж мне эти быстрые танцы! – Он пожал плечами и пошел в бар за пуншем.

Внезапно незнакомец появился вновь. Он протянул руку Эвелин, но та отрицательно покачала головой.

– Я не умею танцевать линду, – сказала она.

– А я умею и тебя научу, – он взял ее за руки и потянул за собой.

«В самом деле, – подумала Эвелин, вновь заливаясь румянцем, – я, наверное, слишком смущаюсь». Она стала нервно поправлять свое декольте, вдруг испугавшись, что станет видна бретелька ее комбинации. Он отвел ее руку.

– Не волнуйся, ничего не видно

Эвелин очень хотелось, чтобы Эрни вернулся скорее. Она еще никогда не чувствовала себя такой сконфуженной, как сейчас, когда рядом с ней был настойчивый мужчина, который даже не постеснялся заговорить о ее нижнем белье.

– Пойдем, – сказал он. – Я научу тебя танцевать линду. Ты же не хочешь, чтобы наши дети думали про нас, что мы старомодные. – И он сделал при этом выразительный жест.

– А вот и Эрни с пуншем.

– Тем более надо идти танцевать. – Он мягко потянул Эвелин к центру зала, приглашая следовать за ним и ничего не бояться, затем обвил левой рукой талию девушки, прижав ее к себе, и они начали танцевать.

Все парни были в темных строгих костюмах с галстуками, и Эвелин было немного не по себе от того, что ее партнер – Нат Баум – был одет ярко, как джазист. На нем были просторные брюки и двубортный пиджак с широкими открытыми лацканами, рубашка цвета лаванды великолепно сочеталась с этим нарядом. Ничего подобного Эвелин раньше ни на ком не видела. Это еще более усиливало ощущение необычности, и она почувствовала себя еще более взволнованной, когда зазвучала следующая мелодия и Нат Баум прижал ее к себе еще теснее.