Сельская ячейка КПЗУ постепенно разрослась до 20 человек. Надо сказать, что польские власти всячески преследовали коммунистов. В нашу ячейку внедрили провокатора… В мае 1938 года пошли аресты. Забрали Будецкого. Мой брат Иван получил пять лет и был отправлен в тюрьму для политзаключенных в Брестской крепости.

В 30-х годах в Копылье наконец появилась начальная частная школа, всего в четыре класса. Ее организовали, как смогли, жители села. Сначала нас обучал нанятый учитель, еврей Колодзинский. Но через пару лет, когда до поляков дошло, что учебный процесс надо контролировать, они прислали государственного педагога. В пятый класс я ходил в Колках. Учителя-поляки к нам относились не самым лучшим образом, больше внимания уделяя польскому, а не украинскому языку.

Поляки всячески ущемляли украинцев. Допустим, если ты хотел работать где-то на государственной службе, то требовалось перейти в католичество. Иначе увольняли с работы.

1 сентября 1939 года по телефону сообщили о том, что началась война с Германией. Из нашей семьи на тот момент уже отслужили в польской армии Борис и Омельян. Была объявлена мобилизация. Но толком никого призвать не успели – уж очень быстро поляки потерпели поражение. Красная Армия перешла советско-польскую границу и начала освобождать Западную Украину. Наши подпольщики по своим каналам узнали об этом, провели собрание и решили соорудить праздничные ворота в Колках для торжественной встречи освободителей. Будецкий, только что освободившийся из польской тюрьмы, возглавил группу встречающих из числа партактива. Люди в приподнятом настроении ждали прибытия передовых частей Красной Армии. Появилась колонна…

Но это оказались отступающие польские части. Разъяренные поляки арестовали Будецкого и еще нескольких активистов. Всю ночь их избивали в подвале колковской школы. Утром семерых истерзанных подпольщиков во главе с Будецким расстреляли на кладбище в Колках. Собралась молодежь, привезли наспех сколоченные гробы. Я стоял в почетной страже. Весь поселок в молчании провожал погибших в последний путь.

В тот же день мы, копыльские, сбежали из колковской школы. Пока ночевали на каком-то хуторе, поляки оказались уже под Розничами. Утром мы пошли по дороге на Копылье и наткнулись на отдыхающие польские части. На траве стоял станковый пулемет и десяток винтовок, собранных в пирамиду. Решили не рисковать, зашли в стоявший у дороги хутор. На его окраине жила тетка товарища. Мы рассказали ей, что по дороге видели польских солдат. Только она поставила нам на стол покушать, как под окнами страшно закричали люди. Началась паника, все куда-то побежали. Мы, так ничего и не поев, ринулись на улицу, добежали до какой-то мелкой речки. На берегу ее росли какие-то невысокие кусты. Мы только успели ползком забраться в них, как появилась польская кавалерия и на рысях перебралась на наш берег. На лугу пасся скот. Поляки начали рубить его саблями. Прямо перед нами упала туша лошади. Так, петляя и прячась от польской кавалерии, мы пришли к Годомичам. Здесь мы увидели покидающих село поляков, за которыми шла Красная Армия. Ее встречали местные капэзушники во главе с моим братом Иваном. Местные девушки встречали освободителей цветами.

Основная часть войск Красной Армии остановилась на въезде в Годомичи, а два танка прошли вперед. Они должны были встретиться с поляками для ведения переговоров. И вот тут произошла провокация…

Танки остановились, открылся люк. Один из танковых командиров двинулся в направлении поляков. Как только он подошел к ним, с кладбища раздались винтовочные выстрелы. Танкист рухнул как подкошенный – он был убит наповал. Поляки ударили по кладбищу. Танки начали отходить, огрызаясь огнем по полякам. Разгорелся полномасштабный бой. Празднично одетые люди, готовившиеся встречать Красную Армию, заметались в панике. Бой шел до двух часов ночи. Только после двух артиллерия советов перестала бить по полякам, так как закончились снаряды. Дезорганизованные остатки трех польских дивизий отступили в окрестные леса. С собой они забрали сорок местных молодых мужчин, взятых в Копылье как заложников. В их числе был и мой брат Борис.

К счастью, поляки заложников бросили. На них наткнулись Советы. Не слушая ничего и никого, раздосадованные потерями и сопротивлением поляков, поставили всех в шеренгу перед пулеметом… Хорошо, мимо ехал какой-то генерал, стал спрашивать, что за люди. Брату и остальным повезло – генерал попался дотошный, во всем разобрался и потребовал выпустить заложников. Отпустили бедолаг, да еще выписали им групповой пропуск, чтоб они, не дай бог, опять к кому-нибудь под горячую руку не попали.

Выяснилось, что причиной всех бед стали местные националисты. Это они устроили засаду на кладбище. В том бою погибло много красноармейцев. Их потом свозили на кладбища в села Сокол и Грузятин. Всего захоронили 186 убитых. Националистов, которых постреляли польские солдаты, похоронили в трех могилах. Убитых поляков насчитали более 370 человек.

22 сентября 1939 года в Колках было создано временное поветовое сельское управление, которое возглавил коммунист Мизюк. Он вышел из тюрьмы вместе с моим братом после начала войны Польши с Германией. Они рассказывали, что в тюрьме их две недели не кормили. Потом охрана бросила на стол перед камерами ключи и сбежала. Заключенные сами открыли камеры и выбрались из Брестской крепости. В общем итоге из тюрьмы вернулись: Мизюк, мой брат Иван, четыре жителя села Колки и какой-то белорус.

Местные жители встретили Красную Армию с радостью. Мой брат Иван с 1940 года стал председателем сельсовета в Копылье. Занимал он эту должность вплоть до начала войны с Германией. При коллективизации настроения разделились: 37 хозяйств из числа самых бедных сразу же вступили в колхоз, остальные не шли. Всего же в селе Копылье проживало около 250 дворов.

Брат Борис вернулся из польской армии со специальностью портного, купил швейную машинку и начал нас учить ремеслу. Я стал трудиться в швейной мастерской. Портняжным делом занимались Иван, я и Борис, а остальные братья вели хозяйство. При польской власти мы были зарегистрированы и платили деньги за патент. В мастерской работало пятеро человек: мы трое и еще двое учеников. С приходом советской власти стало проще, потому что стали регулярно платить зарплату за работу, а мастерской помогли материалом.

В то время националистов в районе было очень мало. До 1940 года о них никто ничего не слышал. Бандеровские идеи стали заразой расползаться по Колковскому району через группу музыкантов из духового оркестра. Они ездили играть по селам и подпольно начали распространять идеи национализма.

В 1941 году меня назначили заведующим сельским клубом. 21 июня 1941-го душа как будто что-то чувствовала. Организовали вечер, до трех часов ночи продолжались песни и танцы. Только пришли домой и легли спать, как в четыре часа немец начал бомбить аэродром. Но я так устал, что спал и ничего не слышал. Мать вскочила, забегала по хате, кричит: «Хлопцы, вставайте, война идет!» Начала всех тормошить. Вышли мы во двор помыться, и тут над нами пронеслись три самолета с черными крестами, низенько так. Они шли на аэродром. Разбомбили его подчистую. На наших глазах сгорело несколько десятков самолетов. Во второй раз прилетели уже бомбить склады. Все стало гореть, пошел густой черный дым. Повсюду огонь, взрывы. Страшно. И тут мелькнул небольшой луч надежды: когда немецкие самолеты пошли назад, на них напали наши истребители. Но они, к сожалению, так никого подбить и не смогли.