Шрифт:
Кстати, побег ваш весьма неприятное впечатление на воров произвел. Считают, что вы авторитетных хлопцев подставили, если не сдали, а сами ушли другой дорогой. Так что и в зоне вас ничего приятного не ожидает.
Он неожиданно пластично встал, кивнул коротко и исчез за дверью, как нелепое видение, как фантастическая реальность. Как Серый Ангел.
Я начал одеваться. Я не верил Седому, хотя никаких оснований для этого не было. Настораживало то, что Серые Ангелы так тщательно собрали обо мне все дан ные. Если я перестал их интересовать еще в Красноярске, если они отнесли смерть своих боевиков за счет неле пой случайности - зачем, спрашивается, столь тщательный анализ моей личности? Я отнюдь не супермен, возраст мой близок к пятидесяти, ничем особенным, кроме нескольких удачных афер и некоторой начитанности не выделяюсь. Оставалось предположить, что Седой затеял со мной какую-то игру. И тогда его визит можно отнести к части этой игры: туманность и недосказанность нашей встречи должна была, по его плану, подстегнуть меня к каким-либо действиям.
А человека, который действует, уже можно направлять так, что он и сам не будет подозревать себя участником спровоцированных событий. Я допил пиво. Действительно, жара в Москве стояла тропическая. Надо было куда-нибудь линять. Серые Ангелы - это не менты, с хвоста так просто не слезут. Никогда не поверю, что они испытывают трудности с кадрами. Что им простой аферист, у них и КГБешники, наверняка, работают, и профессора всякие. Что же им от меня надо? Я оделся и вышел из дома, надеясь развеяться. На улице, по крайней мере было не так жарко.
Выйдя к скверику я заметил Сашу и хотел уже подойти, поболтать, но что-то меня удержало. Я отвернулся, прикуривая, и попытался разобраться в источнике сигнала тревоги, так явственно прозвучавшем в моем сознании.
Через две затяжки сущность этого сигнала проявилась: девчонка была в том же "зазывном" взрослом одеянии, а следовательно, врала мне, обещая завязать.
Ах ты, маленькая сука, подумал я, а еще хотел дать ей денег на собаку. Шлюха - она шлюха и есть, независимо от возраста.
Она заметила меня, когда я подошел вплотную, вскрикнула, поднося руки к лицу, шмыгнула было бежать, но я перехватил ее за плечо. Я вовсе не собирался ее бить, хотелось понять для самого себя это двуличие, но в этот момент меня крепко взяли с двух сторон и мгновенно завернули руки, защелкнув на запястьях наручники.
В милиции меня ввели в маленькую камеру, так называемый "отстойник" или "стакан", где даже ноги вытянуть нельзя, если ляжешь на бетонный пол. Я привычно сел на корточки - стандартная поза зэков - и бездумно уставился на небрежно побеленную грубую штукатурку. Когда-то в камерах были нормальные, гладкие стены, но всеобщая грамотность, охватившая и уголовников, выбрасывала на эти стены столько разнообразных афоризмов, что милиция ввела этот, практикуемый обычно на наружных покрытиях, наброс раствора без последующего выравнивания, заглаживания. Какая-то мысль сверлила меня, но я был настолько подавлен, что не мог ее додумать.
Через два часа железная дверь открылась. Меня провели коридором в комнату с привинченным табуретом и письменным столом, за которым восседал щуплый мужичок в штатском.
–
Следователь Криводуб, - представился он.
– Очень приятно, - сказал я неприветливо.
– Выкладывайте все, что в карманах, на стол, - сказал следователь.
– Потом займемся протоколом.
– Для начала хотелось бы узнать обвинение.
– Что тут узнавать. Приставали к ребенку, девочке, склоняли ее к сожительству. Короче, развратные действия в отношении малолетних и хулиганство.
– У вас есть доказательства?
– Главное доказательство - показания самой девочки. Любой суд придает им первостепенное значение. Кроме того, свидетель есть, пенсионер, отдыхавший на одной лавочке с ней, вы при нем начали ее преследовать. Сотрудники, вас задержавшие, видели ваши домогательства.
– А ознакомиться с показаниями девочки я могу?
– Со временем ознакомитесь. И очная ставка будет, все как положено. А теперь - выкладывайте имущество.
Тут моя замороженная мысль наконец отогрелась. Меня не обыскали в милиции, а сразу засунули в отстойник. Я же еще курил там одну за другой. Так с беглым зэком менты не деликатничают. Да еще гонят какую-то муру про девчонку. Нет, тут что-то другое, и у меня есть надежда на благополучный исход. Я вытащил из правого кармана брюк пачку денег, из левого - платок, из нагрудного кармана рубашки - сигареты с зажигалкой и пенсионное удостоверение. Следователь взял удостоверение, прочитал, приподнял брови:
– Вот видите, старший лейтенант в отставке, инвалид, а имеете склонность к половым извращениям. Деньги пересчитайте.
– Ерунда, - сказал я, - что их считать, я же не в бандитской малине, а у представителей закона.
– Что делали в сквере?
– Курил.
– С какой целью приставали к ребенку?
– Бросьте, господин следователь. Я же не мальчик. Скажите прямо, что от меня требуется. Я понятливый и не болтливый.
– Ну, что ж, давайте по порядку.
– Он придвинул лист протокола, взял ручку.
– Фамилия?..
В это время в комнату вошел коренастый краснолицый майор.
– Это кто?
– напористо спросил он следователя. Насильник?
Следователь протянул мое удостоверение.
– Ну-ну!
– проглядев удостоверение, ухмыльнулся майор, - старший лейтенант, значит? Козел он мокрожопый, а не офицер. Надо бы его дубинками повоспитывать, ты скажи там ребятам. А я с ним тут сам поговорю.