Вовка покраснел и сказал, обращаясь к незнакомой девушке:

–  Ваша корова белая с чёрными пятнами?

–  Верно, - ответила она.
– А ты откуда знаешь?

–  Я её только что видел.

–  Во сне!
– рассмеялся Борис.

Но Вовка уже пустился бежать. Скоро он вернулся и протянул девушке ещё мокрую, непросохшую фотографию, на которой красовалась корова.

–  Она, Соловушка!
– сказала девушка.

С того дня над Вовкиной неудачливой страстью перестали потешаться. А потом произошло такое, что навсегда укрепило за ним имя редкого человека.

Однажды в лагере появилась знакомая уже девушка из колхоза. Ребята начали спрашивать у неё, не сбежала ли Соловушка опять, но она только хитро улыбалась и ничего не отвечала. А на вечерней линейке взяла слово и сказала:

–  Наш колхоз постановил на общем собрании наградить пионера Владимира Курочкина за находчивость и настойчивость фотоаппаратом «Смена».

Девушка подошла к Вовке. И в следующий момент все увидели, что у него на груди висит на тоненьком жёлтом ремешке новый фотоаппарат.

–  Курочкин, - улыбнулся вожатый, - выступи и скажи что-нибудь.

Но Вовка ничего не мог сказать, потому что у него во рту стало сухо-сухо и ему показалось, что он вообще разучился говорить.

А на другой день «редкий человек» Вовка Курочкин был приглашён фотокорреспондентом в лагерную газету «Горчичник».

Нас двое у родителей, я и моя сестра Галя, но мама говорит, что мы стоим добрых десяти. Мама никогда не оставляет нас дома одних, потому что тогда я обязательно что-нибудь придумаю и сделаю Галю соучастницей.

Папа называет это «цепной реакцией». И никто не догадывается, что виноват в этом совсем не я, а фантазия, которая живёт во мне. Не успею я опомниться, как она уже что-нибудь такое задумает и вертит мною и крутит как захочет.

Но в это воскресенье нас всё же оставили одних - мама и папа ушли в гости.

Галя тут же собралась гулять, но потом передумала и решила примерить мамину новую юбку. Вообще она любит примерять разные вещи, потому что она франтиха.

Галя надела юбку, мамины туфли на тоненьком, изогнутом каблуке и стала представлять взрослую женщину. Она прохаживалась перед зеркалом, закидывала голову и щурила глаза. Галя худая, и юбка болталась на ней, как на вешалке.

Я смотрел, смотрел на неё, а потом увлёкся более важным делом.

Совсем недавно я был назначен вратарём классной футбольной команды и вот решил потренироваться в броске. Я начал прыгать на тахту. Пружины подо мной громко скрежетали и выли на разные голоса, точно духовой оркестр настраивал свои инструменты.

–  Прыгай, прыгай! Вот допрыгаешься - скажу маме!

–  А я сам скажу, как ты юбки чужие треплешь!

–  А ты всё равно зря тренируешься, - ответила Галя.

–  Почему же?
– осторожно спросил я.

–  А потому, что с таким маленьким ростом не берут на вратарей.

Галя, когда злится, всегда напоминает о моём росте. Это моё слабое место. Галя моложе меня на год и два месяца, а ростом выше. Каждое утро я цепляюсь за перекладину на дверях и болтаюсь минут десять, используя старинный совет шведских спортсменов. Говорят, помогает росту. Но пока что-то помогает плохо.

Не знаю, почему все расхваливают Петера Линге, который придумал так висеть на «шведской стенке».

Обо всём этом я, конечно, Гале не сказал, а только с издёвкой заметил:

–  Не возьмут, говоришь? Три ха-ха! Много ты в этом понимаешь! Посмотрела бы на мою прыгучесть!
– Я со всего размаха бросился на тахту, но прыгнул без расчёта и ударился головой об стенку.

Галя расхохоталась, а я предложил ей:

–  Ну, хочешь - я устрою ворота, а ты возьми мяч и попробуй забить гол.

Гале, видно, надоело представляться взрослой женщиной, и она согласилась.

И вот я стал в воротах, между старинными каминными часами, которые считались в нашей семье музейным экспонатом, и подушкой, и, надев подлокотники и наколенники, пружинил ноги, чтобы сделать бросок.

Галя подобрала юбку…

Удар! Я падаю и ловлю мяч. Снова удар! И снова мяч у меня в руках!