26 сентября 1575 года галера «Эль Соль» была окружена целой эскадрой алжирских корсаров и после долгого, отчаянного сопротивления признала себя побежденной.

Когда Мигеля в качестве пленника доставили в Алжир, то ему показалось, что он очутился на другой планете. Здесь царствовал неприкрытый цинизм и разбой. Пороки воспринимались как добродетель и наоборот.

Официально Алжир находился под протекторатом Константинополя, но в реальности этнических турок здесь было не так уж много. Большинство обитателей Алжира составляли прозелиты. В этой метрополии контрабандистов и притоне корсаров легко находили себе приют подонки со всей Европы.

Оказалось здесь и немало морисков, потомков андалузских мавров. Среди них было много искусных моряков, и они охотно стали пиратами, желая отомстить испанцам за свое унижение.

Постепенно Алжир и Тунис превращались в самые настоящие пиратские государства, которые жили за счет непрекращающихся грабежей как на море, так и на самом африканском континенте. Возвращение подобных экспедиций всегда сопровождалось всеобщим ликованием в предвкушении дележа добычи. Во время таких праздников люди словно сходили с ума, забывая о существовании каких бы то ни было добродетелей.

В христианском мире об этих так называемых пиратских государствах слагались легенды одна ужаснее другой.

Ступив на африканскую землю, Мигель ощутил себя странником во времени, оказавшимся у самого подножия Вавилонской башни, до того поразило и оглушило его пестрое смешение всевозможных рас и национальностей, людей, говоривших на каком-то неслыханном жаргоне, составленном из смеси всех языков без определенных правил произношения. Тут, на берегу, в невообразимой сутолоке толпились арабы и евреи, греки и турки; среди иноверцев суетились христиане; были между последними и рабы, служившие садовниками, ремесленниками, гребцами. Попадались здесь и свободные иноверцы, по большей части купцы, явившиеся в этот разбойничий притон под защитой охранных листов, с разнообразными товарами, начиная с английского железа, испанских тканей и кончая русскими изделиями из финифти.

Между купцами сновали покупатели; алькальд, янычары, свирепые военачальники толпились на пристани в невообразимом хаосе.

Здесь всю самую тяжелую и грязную работу делали только рабы-христиане, не захотевшие отказаться от своей веры.

После того, как добычу относили на склад, начинался осмотр живого товара, то есть пленных. Сначала их обыскивали, а затем распределяли по категориям: богатых и знатных отделяли от бедных и простых граждан. Первые представляли высокую денежную стоимость. В ожидании большого выкупа с такими пленными обращались бережно, часто даже подобострастно. Зато на бедных смотрели как на рабочий скот: им тотчас надевали кандалы, назначали тяжелые работы и запирали в тюрьмы, в эти адские жаровни.

Мигель помнил, как тут же на пристани начался торг. Это была настоящая борьба за существование. Сами пленные изо всех сил старались понизить свое истинное социальное положение — в противном случае сумма выкупа могла возрасти до небес.

Хозяева же, наоборот, вовсю набивали цену. Они не прочь были простого солдата повысить до звания генерала, матроса произвести в кабальеро, аббата — в епископа.

Подобно другим пленным обыскали и Мигеля. У него нашли письмо дона Хуана и герцога Созы. Эта находка и стала причиной всех несчастий. Мигель протестовал, говорил, что он и его брат Родриго — простые солдаты. Но в глазах хозяев, благодаря этим письмам, скромный пленник сразу стал генералом, на котором можно было заработать целое состояние.

Эти проклятые письма в дальнейшем приведут всю семью Сааведра к полному разорению. Два брата, двое мужчин, представители славного рода, изберут военную карьеру, чтобы облегчить тяготы семьи, а в результате получится все наоборот. Турки даже не смогут прочесть и строчки из этих злополучных писем. Их внимание привлечет необычная гербовая печать, украшенная позолоченным шнурком. На этом позолоченном шнурке и повиснет жизнь братьев Мигеля и Родриго. Правда, поначалу как богатых пленных их не отправили в жаровню. Они жили в весьма сносных условиях и к ним относились даже с подобострастием. Но было ясно, что вечно так продолжаться не может. Тюрьма под открытым палящим солнцем казалась самой неизбежностью. Мигель мог видеть, каким образом, начав с коленопреклонений и подобострастно-льстивых выражений высокого почтения, турки резко переходили к угрозам и кончали кровавой расправой, когда жертва обмана или недоразумения не оправдывала их надежды на богатый выкуп.

В дальнейшем с первым пленным, сумевшим собрать необходимую сумму и получившим долгожданную свободу, Мигель отправит письмо на родину.

Весть о плене как гром среди ясного неба поразила ничего не подозревавшего отца. Не задумываясь, старик заложил свой последний клочок земли, добавив к вырученным деньгам приданное обеих дочерей. В результате получилась значительная сумма. Жить было не на что, но зато появилась надежда вновь увидеть сыновей.

Золотой шнурочек на гербовой печати легко и надежно сдавил горло всему роду Сааведра.

Но оказалось, что и этих денег недостаточно, чтобы выкупить сразу двоих пленников.

Тогда Мигель сделал единственно возможный выбор: на волю он отправил брата, добровольно решив остаться в алжирском плену без всякой надежды на возвращение.

Что ж? Так надо. Мигель видел, что Родриго сдает с каждым днем, что брату не выдержать этих мук, что ему, Родриго, все больше и больше становится жаль своего молодого красивого тела. Еще чуть-чуть — и получай Алжир своего нового прозелита. А что ему, «однорукому» жалеть? Он увечный, он инвалид. Он уже отмечен страданием. И страдание стало для него чем-то привычным. Мигель хорошо запомнил мысль одного философа: страдание — это быстрейшее животное, которое способно довести вас до совершенства. Страдание лишь укрепляло дух Мигеля, заражая его Благословенным Вдохновенным Безумием.