Шрифт:
Сначала они просто пытали его, мучили всеми возможными способами, которые только могла изобрести весьма скудная человеческая фантазия. Она не шла дальше физических мук, которые, безусловно, были весьма неприятны Грешнику, но ни за что бы не поставили его на колени перед этими мерзкими рабами Системы.
Тогда они решились на более оригинальный ход. Решили стереть ему память. Грешник лишь рассмеялся в ответ на это. Неужели, они думают, что какое-то глупое человеческое изобретение заставит его забыть волю и свою Мечту?
Надо признать, они неплохо старались. Заставили забыть почти всё, даже своё имя. Но вот Мечту им стереть не удалось. Чтобы они ни делали, чтобы он ни забывал, Мечта горела в его сознании только ярче. Потому что даже забыв события, он не мог забыть свои чувства, не мог забыть свои мысли, свои желания, своё мировоззрение и отношение ко всему происходящему. Даже забыв, как всё это к нему пришло, он не забыл, что думал о мире. Это уже ничто не могло изменить, разве что полностью уничтожив его душу и сознание. А что-то подобное человеческие изобретения делать не умели.
Айон попытался пошевелить руками. Звякнули цепи, приковавшие его к стене. Грешник презрительно хмыкнул. Будь бы это обыкновенные цепи, он бы порвал их без особых усилий. Но, разумеется, эти людишки не могли допустить подобного. В цепях содержалась весьма мощная энергия, да и вокруг тоже была невидимая печать, которая немедленно проявила бы себя, попытайся он выбраться. Подобная же печать была вокруг каждой камеры. На обычных людей она не реагировала, но вот заключённому было невозможно пройти сквозь неё….
Айон вновь с презрением оглядел тёмные стены камеры. Конечно, даже эти печати не остановили бы его, будь он в прежней форме. Но меч его разбит этой надоедливой девчонкой, Розеттой Кристофер, и демон теперь остался без астральной энергией.
Все её остатки уходили лишь на то, чтобы поддержать в его теле хоть какую-то толику жизни. Многие раны, раньше затянувшиеся бы за секунду, теперь не заживали месяцами. Это причиняло мучительное неудобство, но уже давно стало частью необходимого выживания. Ко всему можно было привыкнуть. Временно привыкнуть. Но не смириться навсегда.
Айон гордо поднял голову, бросив презрительный, непокорный взгляд на всё, что его окружало. Эта тюрьма… она не так уж давно построена. Не больше двадцати лет назад. И он был в ней первым заключённым. По-крайней мере, так он помнит это всё.
Он даже знал, кем была построена эта тюрьма. Сыном того пресловутого священника, Эвана Ремингтона. Что ж, видимо этот мальчик затаил на демонов сильную обиду. Ведь недаром в эту тюрьму отправляли всех, кто имел хоть какое-то отношение с демонами, заключал контракт или даже просто вступал в интимную связь. Ну, и самих демонов отправляли сюда конечно тоже.
Айон гордо тряхнул головой. Его белоснежные, но теперь ужасно спутанные и грязные волосы, рассыпались по плечам. Этот глупый мальчишка думает, что победил его! Какая самоуверенность… эти людишки вечно торопятся с выводами. Система вечно торопится похоронить свободу. Но феникс всегда воспарит из пепла.
Внезапно скрип тяжёлого рычага прервал ход мыслей Айона. Грешник пристально глянул на поднимающуюся решётку.
– Заканчивай с ним быстрее, – грубо крикнул кому-то стражник, что охранял камеру и впускал к заключённым палачей, поднимая снаружи решётку, нажав на рычаг.
Губы Айона скривились в презрительной усмешке. Что, неужели они решили повторить сегодняшнюю пытку ещё раз? Неужели, с одного раза не дошло, что все их усилия бесполезны? Ну что ж… тогда придётся им объяснить это более доходчиво….
Свет от фонаря на мгновение ослепил Грешника. Так было всегда. После долгой темноты свет их фонарей просто невыносим… но, наконец, Айону удалось к нему приспособится и он смог разглядеть того, кто приближался к нему. Это был вовсе не палач, как он думал, это была маленькая девочка, на вид не старше двенадцати лет. Худенькая, бледная, сильно больная и изнурённая. Она робко приблизилась к демону и поставила рядом фонарь. Непослушные маленькие пальцы вынули из-за пазухи какой-то пузырёк. Намочив его содержимым маленькую тряпочку, девочка осторожно приложила её к одной из ран Айона. Тот сразу же почувствовал, как боль спадает.
– Так… легче? – робко спросила девочка, глядя с какой-то жалостью на Грешника.
Айон же окинул ребёнка недоумённым взглядом. Чтобы за ним в этой тюрьме ухаживали? Он сощурил глаза, внимательно вглядываясь в измученное, худое лицо девочки.
– Кто ты? – спросил её Грешник. – И что ты здесь делаешь?
На лице девочки появилась слабая, вымученная улыбка, нисколько не отразившаяся в её печальных, полных боли глазах.
– Рабыня я здесь, – тихо проговорила девочка, прикладывая тряпочку к другой ране Айона. – Но теперь мне позволили помогать заключённым. Правда, разрешают делать это только после их пыток…. Но я рада, что удалось упросить их хотя бы на это. Что я хоть как-то могу облегчить их страдания….