Скалясь, рядом уселся Борн. И с удовольствием уставился на молодого мага, единственного, заподозревавшего в госте нечто знакомое.

– Ждать штурма – бессмысленно, – начал магистр в лоб. – Один Ратушу я не удержу, разве что уничтожу полгорода. В такой тесноте нет места избирательной магии, а нападающих много. Не думаю, что хорошо будет разрушить ратушу, чтобы уберечь её же от бунтовщиков!

– Но ч-что же т-тогда д-делать? – продребезжал Вабис и начал громко сморкаться в манжет.

– Нужно договариваться, – сказал Фабиус твёрдо.

– С б-бунтовщиками и бандитами?

– Да хоть с бесами, – усмехнулся магистр, вызвав у Борна приступ веселья.

– Но… – поднял, было, голос молодой маг, и тут же едва не захлебнулся – рот его наполнился вязкой патокой.

Он сделал несколько глотков, выпучившись и дёргая кадыком. На глазах выступили слёзы.

Борн продолжал демонстрировать безупречные зубы.

– Я предлагаю вызвать главарей бунтовщиков в Ратушу и пообещать им безопасность, – сказал Фабиус.

– Э-э… было бы гораздо разумнее… – замялся Вабис.

– Перебить их здесь же? – сощурился маг. – Возможно, мы так и поступим. Власть на то и нужна, чтобы нарушать клятвы.

Члены совета заёрзали неуверенно: да, нет ничего проще, чем наобещать черни с три короба, но ведь потом обычно меняют и голову, которая это наобещала.

– Выбора нет, – сказал Фабиус. – Иначе бандиты захватят Ратушу и изобразят здесь свою власть. А на следующее утро, как только они откроют ворота, город захлестнёт волна беженцев, и начнётся уже настоящий ад.

– Б-беженцы п-покинули город, – проблеял Вабис.

– Лишь те, кто умер, – вклинился невысокий плотный горожанин с эмблемой суконного цеха. – Многие бежали к реке и ночуют там. А у городских стен каждый час добавляются их сородичи. Горожане боятся, кто-то распускает слухи об идущей следом чуме.

– Как зовут тебя? – спросил Фабиус.

– Лобуш, мейгир, – наклонил коротко стриженую голову суконщик.

– Пойдёшь с нами, мастер Лойбуш, – кивнул Фабиус. – Мэтр Вабис выйдет к толпе и призовёт главарей на переговоры в Ратушу. Мы пойдём с ним, дабы поддержать его. Медлить дальше некуда.

– Эй, Кибо? Не надоело вам тут торчать? Трубани-ка в свой горн, пусть откроют нам двери? Разве ж мы тронем кого-то, а, ребята?

– Гойда!

– Айдате по домам, служивые! – кричали бунтовщики стражникам, стоящим в окнах второго этажа и на балконе, с которого раньше частенько обращались к толпе префект и члены совета.

Почти все стражники набирались из таких же горожан, что осадили ратушу. Их знали в лицо, и особой злости к ним не питали. Но были в страже и наёмники. И вот этим костлявая серьёзно грозила снизу сухоньким кулачком.

Фабиус вывел на балкон мэтра Вабиса, поддерживая его под острый локоть – ноги у старика идти не хотели. Суконщик напирал сзади. Никто и не заметил, что Борн исчез вдруг, растворившись в тёмном коридоре Ратуши.

Узнав мэтра Вабиса, толпа заревела:

– Прочь!

– Пришлых не нать!

Затрубил горнист, призывая к тишине.

– Свободные горожане! – тонко закричал мэтр Вабис. Его пальцы вцепились в плечо магистра так, что тому захотелось оторвать от себя старика и швырнуть вниз. – Город не примет беженцев, если таково слово ваше! Хотите вы их?

– Не-ет им!

– Не нать!

Откликнулась толпа.

– В Ратуше ждут тех, кто скажет своё слово за всех горожан! – рявкнул Фабиус, перекрикивая гул. – Пусть выберут пятерых! Они донесут ваше слово!

– А где префект? – заорал кто-то, и его поддержали рёвом.

– Префект болен! – крикнул Фабиус.

– А ты кто?

– Я – магистр Фабиус Ренгский! Присланный сюда Советом Магистериума! Полномочный решать, кто будет кормить беженцев из Дабэна!

Толпа зашумела. Внизу начался торг. Настоящих бандитов, бесов и крещёных предложение Фабиуса не устраивало совершенно, зато оно устраивало рискнувших бунтовать горожан, не самых бедных, бедняки-то как раз разбежались.

Нечисти нужно было время, чтобы перенастроить людей на свой лад, а лишнего времени сейчас не имелось ни у кого.

– Да пусть побухтят, ночь длинная! – раздавались крики.

– А пусть выходят сюда, к нам!

– Неча нам в ратушу итить!

– Гейте самя на площадь! На помост!

Фабиус прислушался к шаткому равновесию, понял, что настаивать на своём бессмысленно, и крикнул в ответ:

– Хорошо! Пусть пятеро от вас встанут на помост! Только пятеро!

– А ваших скоко? – заорали из толпы.