Я обернулся. Огромная дверь уже захлопнулась, не издав ни звука, и сбежать было невозможно. Затем на помощь мне пришла гордость. Я — Кралиц, а Кралиц не выкажет страха и перед лицом самого дьявола!

Я шагнул вперед и предстал перед сидящими хранителями, пристально разглядывающими меня своими глазами с тлеющими огоньками. Переборов безумный страх, будто передо мной вот-вот окажется ряд лишенных плоти скелетов, я прошел во главу стола, где находилось нечто похожее на примитивный трон, и рассмотрел вблизи безмолвную фигуру справа от меня.

Я вглядывался не в голый череп, а в мертвенно-бледное бородатое лицо. Изогнутые, полные губы были темно-красными, будто напомаженными, а безжизненный холодный взгляд был направлен сквозь меня. Нечеловеческая агония кипела в глубоких чертах белого лица, а во впавших глазах тлела гложущая боль. Я не надеюсь передать предельную странность и душевную атмосферу, окружавшую его и ощутимую почти так же, как смрадное могильное зловоние, поднимавшееся из его темных одеяний. Он указал запеленатой в черное рукой на пустующее место во главе стола, и я сел.

О, это кошмарное чувство нереальности! Казалось, я находился во сне, а скрытая часть моего разума медленно переносилась из него в эту скверную жизнь, чтобы управлять моим телом. Стол был заставлен старомодными кубками и подносами, какими не пользовались уже сотни лет. На подносах было мясо, в украшенных камнями кубках — красное спиртное. Пьянящий, непреоборимый аромат плыл в мои ноздри, смешиваясь с могильным запахом соседей и затхлым привкусом этого сырого места, лишенного солнца.

Все лица были обращены ко мне, — лица, казавшиеся странно знакомыми, хотя я и не знал почему. Всех их объединяли кроваво-красные чувственные губы, выражение терзающей агонии и горящие черные глаза, словно бездонные пропасти Тартара, глядевшие на меня до мурашек на коже. Но я — Кралиц! Я встал и смело заговорил на архаичном немецком, оказавшемся известным мне, когда слова слетели с губ:

— Я Франц, двадцать первый барон Кралиц. Что вам от меня нужно?

Вдоль стола прошел одобрительный шепот. Все зашевелились. В дальнем углу встал громадный бородатый мужчина со страшным шрамом, превратившим левую часть его лица в ужасную зарубцевавшуюся белую материю. Я вновь ощутил странный трепет, будто он был мне знаком. Я видел это лицо прежде и смутно припоминал, глядя на него в полумраке.

Мужчина гортанно заговорил на старом немецком:

— Мы приветствуем тебя, Франц, барон Кралиц. Мы приветствуем тебя и пьем за твое здоровье, Франц. И пьем за здоровье рода Кралица!

С этими словами он взял кубок и высоко поднял его. Все, кто сидел вдоль длинного стола, укутавшись в черное, поднялись. Каждый высоко поднял свою украшенную камнями чашу и выпил за мое здоровье. Они пили до дна, наслаждаясь напитком, и я поклонился, следуя обычаю. Я заговорил, и слова будто непроизвольно вылетели из моих уст:

— Я приветствую вас, хранителей тайны Кралица, и пью за ваше здоровье в ответ.

Повсюду, вплоть до самых дальних углов тусклой пещеры, наступила тишина, и больше не было слышно ни воплей, ни завываний, ни безумного хихиканья летающих тварей. Мои спутники выжидающе наклонились в мою сторону. Стоя во главе стола, я поднял свой кубок и выпил. Напиток оказался крепким, бодрящим, со слабым неприятным привкусом.

Внезапно я понял, почему терзаемое болью, опустошенное лицо говорившего показалось мне знакомым: я часто видел его среди портретов своих предков, когда из сумрака огромного зала хмурый, обезображенный лик основателя рода Кралица взирал на меня. В резком белом свете откровения я догадался, зачем все они были здесь. Я узнавал их одного за другим, вспоминая их двойников на холстах. Но что-то было по-другому! Словно неосязаемая вуаль, на призвавших меня измученных лицах лежала печать неискоренимого зла, странным образом изменившая их черты, так что я не был вполне уверен, что узнал их все. Одно бледное, сардоническое лицо напомнило мне лицо отца, но я не мог сказать наверняка — настолько чудовищно изменилось его выражение.

Я ужинал со своими предками — с родом Кралица!

Мой кубок все еще был высоко поднят, и я осушил его. Мрачное откровение неким образом не стало совсем неожиданным. Странный жар в моих жилах возбудил меня, и я громко рассмеялся в зловещем восторге, овладевшем мной. Остальные тоже засмеялись, издавая глубокие гортанные звуки веселья — словно волчий вой, словно искаженный смех мужчин, растянутых на дыбе, словно безумный адский смех! А по всей туманной пещере разносился шум, издаваемый дьявольским отродьем! Огромные фигуры, возвышавшиеся над высокими скалами, ликовали громоподобным хором, и летучие создания хитро хихикали над головой. И в том необъятном пространстве накатывало волной страшное веселье, пока наполовину скрытые из виду твари в черной воде не завопили, ударив по моим барабанным перепонкам, и невидимая крыша вдали не вернула ревущее эхо.

И я смеялся вместе с ними, смеялся, словно сумасшедший, пока не пал, обессиленный, в свое кресло. На другом конце стола заговорил мужчина со шрамом, и я обратил свой взор к нему.

— Ты достоин находиться в нашем обществе и достоин вкушать с нашего стола. Мы выпили за здоровье друг друга, теперь ты — один из нас. Так давай же вкушать вместе.

И мы принялись за еду, разрывая сочное белое мясо на украшенных подносах, как голодные звери. Странные монстры прислуживали нам, и от холодного прикосновения к моей руке я повернулся и увидел жуткую красную тварь, наполнявшую мой кубок — похожую на ребенка с содранной кожей. Странным — странным и предельно кощунственным был наш пир. Мы кричали и смеялись, принимая пищу в смутном свете, а зловещая орда рокотала вокруг. Это был ад под замком Кралица, и происходило это в праздничную ночь.