– Погоди, значит, Тимофей Бредихин – твой сын?

– Ну да…

Позняк прикрыл глаза. Это было его первое дело на прокурорско-следственном поприще. Тогда прокурор района вызвал его и объяснил, что от первого дела во многом зависит его будущее – это, дескать, его визитная карточка, и на прощание авторитетно добавил: «Дело должно быть что вдоль, что поперек!» И Володя Позняк старался. Как мог. Ночами работал, чтобы вложиться в процессуальные сроки. И вложился. И пошел Тимофей Бредихин как соучастник, член преступной группы, похищавшей государственное имущество…

– А в колонии-то он не выжил, – услышал Позняк беззлобный голос Бредихиной. – Там бунт случился, вызвали солдат, а Тимофей и полез впереди всех… Ну жена его, когда пришло извещение, что погиб он, меня из дома сразу и выгнала. Да я и сама бы с ней жить не смогла – того и гляди кипятком ошпарит. В общем, первый раз я в автобусе украла от голода, когда уже не соображала ничего. Ох, как же тяжело было первое время в колонии, один Бог знает. А потом, когда прижилась там, присмотрелась, стала воровать уже для того, чтобы туда вернуться… Больше мне, сынок, деваться некуда. Сегодня мне куда идти? Вон, гляди, за окном холодный дождь хлыщет. Где я кусок хлеба возьму? Так что отправляй ты меня туда, бога ради!

Позняк внимательно посмотрел в ее выцветшие, словно уже ничего не видящие глаза. Потом твердо сказал:

– Ладно, мать. Давай так, ты сегодня в изоляторе переночуй, а завтра посмотрим, что с тобой делать. Может, удастся в дом престарелых пристроить… Что ж тебе, и помирать в колонии? Не по-нашему это, не по-советски как-то выходит…

– Да мне-то уже не до того, сынок. Какая разница, где помирать. Вот жить – другое дело…

В это время раздался телефонный звонок. Звонил прокурор области – сам Трофим Кондратьевич Черепанов. Сообщил, что принял решение назначить Позняка своим заместителем. От такого предложения у Владимира Даниловича перехватило дыхание. Ведь в душе он уже давным-давно похоронил все надежды на повышение. Прокурор, видать, куда-то спешил, поэтому разговор был коротким. Обычно многословный, Черепанов на сей раз скороговоркой известил его, что ему сегодня же следует срочно прибыть к нему, чтобы еще до отпуска оформить все необходимые для представления в Москву документы. И будет ждать он его после шести.

Закончив разговор, Владимир Данилович тут же распрощался с Бредихиной и вызвал служебный автомобиль. Но прежде чем отправиться в областной центр, позвонил начальнику райотдела, Петру Акимовичу Дятлову, с которым у него за долгие годы службы сложились добрые отношения. Не обсуждая деталей, Позняк поставил ему задачу – завтра же разобраться с Бредихиной и как можно быстрее решить вопрос о ее устройстве в дом престарелых. При этом он безапелляционным тоном заявил, что в ее действиях состава преступления не усматривает и в возбуждении уголовного дела здесь следует работникам органов внутренних дел отказать.

Отгуляв отпуск и приняв новый пост, Позняк где-то через два месяца опять появился в родных пенатах. Начальник райотдела встречал его на самой границе района. Встречал по-милицейски шумно. Открыв бутылку шампанского и разлив его по бокалам, Дятлов в честь дорогого гостя три раза прокричал «ура!». Владимир Данилович задерживаться не стал и предложил коллеге доехать до райцентра вместе с ним на его новенькой черной «Волге». Тот был счастлив. Правда, посадил Позняк его рядом с водителем, а сам сел на заднее сиденье.

Как только машина тронулась, Позняк спросил:

– Ну доложи мне, Петр Акимович, дело Бредихиной ты довел до логического конца?

Начальник райотдела, сидящий вполоборота к Владимиру Даниловичу, хмыкнул, еще больше повернулся в его сторону, сунул раскрасневшуюся физиономию между передними сиденьями и затараторил:

– Владимир Данилович, докладываю вам: я тогда все сделал, как вы велели. Сам посмотрел все материалы и в который раз убедился в том, что вы абсолютно правы – не было там, понимаешь, состава преступления. Гражданку Бредихину мы отпустили, и я, не без труда правда, устроил ее в дом престарелых.

– Ну что ж, молодец, Петр Акимович. Нам нужно за каждого советского человека бороться, невзирая на его социальный статус и возраст.

– Так-то оно так, Владимир Данилович, но я вам откровенно скажу: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Как она нас с вами костерила…

– Кто костерил? – неподдельно удивился Позняк и насторожился.

– Ну кто еще… Бредихина. Называла нас глухарями бесчувственными. Ведь она буквально через неделю сбежала из дома престарелых, да еще, понимаешь, и деньги чужие с собой прихватила, причем не маленькие, ну и пошла опять под суд.

– Мда… а… а… – недовольно промычал Позняк, тяжело вздохнул и насычился.

Нахмурив брови и поджав губы, он каким-то совершенно отстраненным взглядом сначала посмотрел на Дятлова, потом еще раз вздохнул и уставился в окно.

Белесые косы первой в этом году обломной метели, пританцовывая, кружились и заметали бескрайние степные просторы, а Владимир Данилович смотрел сквозь них и думал о том, что когда-то, в такое же бессезонье, по этой же самой дороге, но только ловя дрожака в кузове попутной полуторки, он добирался к своему первому прокурорскому месту службы. И первым делом его тогда было дело Тимофея Бредихина. А теперь судьба как бы напомнила ему об этом, сведя с матерью Тимофея. Она будто бы предлагала ему искупить его обвинительное усердие и проявить заботу об одинокой старушке.