Шрифт:
К игре на родине немцы подготовились основательнее — имели теперь точное представление о противнике — и очень рассчитывали на реванш. В советской сборной уменьшили спартаковскую квоту в атаке — в нападение включили Иванова со Стрельцовым, что в пятьдесят шестом году никому из специалистов и болельщиков (даже спартаковских) не могло показаться неожиданным.
Эдик забил гол на третьей минуте. Шредер уже через две минуты счет сравнял. Но в первом же тайме пришли к окончательному результату: атакующую комбинацию завершил Валентин Иванов.
Ответный матч не транслировался из Германии на СССР. Кроме клочка кинохроники с голами Эдика и Вали у нас никто ничего и не видел. О более обширной киноинформации не позаботились — в повторный успех, тем более на территории соперника, мало верили. И на случай неудачи страховались демонстративным невниманием: мы, мол, и не придавали этой игре большого значения. Выигранный Ивановым и Стрельцовым матч не успели рекламно раскрутить перед надвигающейся Олимпиадой. Почти накануне отъезда в Мельбурн как-то досадно неудачно выступили вроде бы окончательно сложившимся составом в Париже — 1:2, после чего начальство засомневалось в смысле нашего футбольного участия в Играх. Анатолий Исаев вспоминает, что собирали всех игроков сборной у спортивного министра и от каждого требовали клятвы лечь для победы костьми.
Но под конец года победная Олимпиада все неудачи списала, а былые удачи померкли в сравнении с нею… Значение победы футболистов в олимпийском турнире мы тогда — о том и не ведая — преувеличивали.
…За две недели до матча с чемпионами мира в Москве Иванов неудачно столкнулся в контрольной игре между двумя составами сборной с динамовцем Виктором Царевым — крик форварда был слышен на трибунах. «Скорая помощь» увезла Кузьму прямо с поля в ЦИТО. Ему сделали две подряд операции — вырезали мениск, а затем вынимали окаменевшие в суставе сгустки крови. После больничной койки он ходил до конца сезона на костылях и с палочкой.
Эдик остался в окружении спартаковцев.
С французами на «Динамо», когда мяч в игру на радость публике ввел гостивший у нас с делегацией кинодеятелей Жерар Филип, Стрельцов сыграл правого инсайда, а в центр поставили Никиту Симоняна.
За сборную Франции выступали знаменитости — Копа, Пьянтони: они и забили голы Борису Разинскому, заменившему на этот раз Яшина. Но и Стрельцов с Никитой Павловичем не оплошали. После гола Симоняна во втором тайме повели в счете, но не уследили за Пьянтони — и пришлось довольствоваться ничьей.
В мае следующего — Олимпийского — года излеченный партнер Стрельцова по «Торпедо» вернулся в строй и в сборную — без него команда автозавода в сезоне пятьдесят пятого удерживалась на третьем месте почти до конца первого круга, а дальше покатилась вниз. Спуск начался с игры против «Локомотива», при счете 1:1 Эдик вызвался произвести одиннадцатиметровый удар (как-никак бомбардир с пятнадцатью забитыми в итоге голами) вместо Юрия Золотова и промазал, а после этого удрученные одноклубники и уязвленный виновник промаха дали забить в свои ворота три мяча.
С Ивановым за место в сборной конкурировал Анатолий Исаев из «Спартака» — Кузьме как-то и левого инсайда пришлось сыграть в матче с датчанами — но тренеров, в общем, устраивали оба правых инсайда: возможны становились разные варианты сочетаний на фланге и при смещении в центр.
В пятьдесят пятом на матче в Будапеште наши футболисты поняли, что венгры перед играми со сборной СССР стали нервничать больше своих соперников. Приближались известные «венгерские события» — антисоветские, антирусские настроения в «братской стране» были очень сильны, и политическая наэлектризованность наверняка мешала Пушкашу и другим, как совсем недавно мешали компании Боброва всяческие накачки перед состязанием с командой титовской Югославии…
В Будапеште хозяева проигрывали 0:1, но на последних минутах в яшинские ворота рефери назначил пенальти. Когда Пушкаш собрался бить с одиннадцати метров, его супруга на трибунах упала в обморок. Яшин угадал, куда муж этой впечатлительной дамы нацелит удар, но до мяча не дотянулся.
В сезоне пятьдесят шестого венгерскую сборную принимали на новом московском стотысячном стадионе в Лужниках. Такой стадион превращался в символ возросшего интереса футбольной публики к Стрельцову и другим. Но Эдику (и не только ему одному) больше нравилось играть на «Динамо»: старый стадион был, по его словам, уютнее — в Лужниках из-за раскинутости трибуны «поляна» казалась больше.
Осложнившиеся отношения между странами вынуждали чувствовать себя не совсем в своей тарелке и футболистов империи, подавляющей свободу союзника по социалистическому лагерю. Рассерженность на недовольных русскими мадьяр, возможно, и помешала сосредоточиться на игре — поражение потерпели с минимальным счетом. Гол ответный могли и должны были забить — после прострела Стрельцова Ильин не попал в пустые ворота, мяч подскочил перед ударом.
Реванш взяли уже на следующий после Олимпиады год — в Будапеште (матч закончился со счетом 2:1). Эдуард забил решающий гол: «мы с Кузьмой разыграли, и я один на один с Грошичем вышел…»