Шрифт:
— Ей предъявлено обвинение?
— Конечно, нет, — усмехнулся Джафаров. — Мне иногда кажется, что ты немного забываешь о нас. Здесь не Франция, где ты любишь жить, и не Россия, где ты живешь последние годы. У нас не предъявят обвинение жене заместителя председателя Верховного суда, даже если она сама признается в убийстве. Никогда в жизни. И никто ее не станет арестовывать. Но зато прокурор республики доложит в президентском аппарате, и Самедов уже никогда не будет председателем Верховного суда. В этом ты можешь не сомневаться.
— Прокурор республики его не любит? — спросил Дронго.
— Не то слово. — Джафаров оглянулся на дом. — Иногда я себя презираю за все эти мышиные игры. Но ты знаешь нашу реальность. Генеральный прокурор республики — из Карабаха, а нынешний прокурор Баку — выходец из Армении. И он дружит с Самедовым, они бывшие однокашники. Как только Самедов укрепится в кресле председателя Верховного суда, он сразу попытается протащить своего друга на должность генерального прокурора. Как ты думаешь, это может понравиться нынешнему генеральному? Поэтому он и послал меня для проведения объективного расследования. Он ведь точно знает, что я не стану молчать. У меня имидж абсолютно неуправляемого человека, который не боится говорить правду на самых верхах. После того как мы с твоей помощью разоблачили преступную группу Пашаева, меня считают в Баку чуть ли не современным Пинкертоном. Поэтому и послали копаться в этом грязном белье.
— Она была в момент убийства у бассейна?
— Нет, не была. Она говорит, что даже ничего не слышала. Была в этот момент в доме. Странно, что здесь в это время вообще никого не было. Она даже кухарку отпустила утром и была абсолютно одна.
— Понятно, — Дронго нахмурился, — тогда почему ты считаешь, что она главная подозреваемая?
— Больше никого в доме не было. И версии о неизвестных убийцах, которые смогли перелезть через трехметровый забор, — не замеченными камерами наружного наблюдения и двумя охранниками, — не выдерживают критики. Но, с другой стороны, мы не можем понять, зачем ей убивать двоюродного брата мужа. У нее не было никаких видимых мотивов, абсолютно никаких.
— Забор окружает все три дачи вместе?
— Да, конечно. И камеры установлены по всему периметру.
— Ясно. А между дачами?
— Есть калитки, которые почти никогда не запираются. Мы это уже проверяли. Есть еще небольшой забор, отделяющий каждую дачу друг от друга.
— Кто был на соседних дачах?
— На первой жена и мать убитого. На второй в этот момент находилась жена Анвера Самедова и двое его сыновей. Еще была женщина, которая убирала их квартиру. Самое интересное, что на дачах не было мужчин. Ни одного мужчины на трех дачах, если не считать двух мальчиков. Одному десять лет, другому семь. Они бы не смогли нанести удар такой силы. Сейчас эксперты исследуют тело погибшего. Мы с трудом удалили его семью. Жена словно обезумела, она кричала так страшно, что мы боялись за ее психику. А мать погибшего словно окаменела. Ее старший сын находится со своей семьей на отдыхе в Чехии. Ему уже сообщили, чтобы он вернулся в Баку. Сейчас Эсмира Самедова успокаивает женщин. В соседнем доме находятся и врачи.
— Понятно. — Дронго посмотрел на высокий забор, тянувшийся в сторону. И задумчиво переспросил: — Значит, в трех домах вообще не было мужчин? А сами охранники? Они ведь могли выходить из своего помещения?
— Мы это проверили в первую очередь, — возразил Джафаров. — У охранников есть свой санузел, и им необязательно спускаться вниз. Они обычно сидят в своей комнате и ждут следующую смену. Оба клянутся, что никто не спускался вниз. Мы, конечно, будем их проверять, но зачем охранникам так рисковать? Они ведь должны понимать, что любое подозрение падет в первую очередь на них.
— Просто загадка с несколькими неизвестными, — мрачно прокомментировал Дронго. — Давай еще раз. Его нашли убитым у бассейна дома, принадлежащего Эсмире Самедовой. В доме, кроме нее, никого не было. Верно?
— Да, никого.
— В первом доме находились мать и жена погибшего.
— Правильно.
— А во втором — жена его двоюродного брата, ее служанка и двое детей. Так?
— Ты можешь сразу сказать, кто из них убийца? — поинтересовался Джафаров. — Пять женщин и двое детей — кого из них можно подозревать? Не сомневайся, что прокурор города потребует арестовать обоих охранников. Он уже сейчас готов дать санкцию на их задержание.
— Они знали, что между дачами были открыты калитки?
— Конечно, знали. Об этом знали все, кто работал на дачах, — водители, садовники, охранники, кухарки, служанки, даже приезжавшие гости. Мы будем проверять всех, но каким образом неизвестный убийца оказался на даче, как он сюда попал и как отсюда ушел незамеченным?
Дронго молчал.
— Может, тебе лучше сразу уехать? — неожиданно предложил Джафаров. — Зачем тебе лезть в эти дела — у тебя и без того хватает проблем. У нас ведь не чисто уголовные расследования, к которым ты привык. Здесь, скорее всего, политика, необязательно большая, но обязательно политика. Прокурор города будет делать все, чтобы найти виновных и выгородить своего друга Рагима Самедова. В свою очередь прокурор республики будет делать все, чтобы замазать хоть каким-то образом Самедова и остановить его продвижение к должности председателя Верховного суда. Убийство двоюродного брата, совершенное в доме будущего председателя высшего судебного органа республики, — это всегда дурно пахнет. Они расшибутся и будут стараться изо всех сил. Зачем тебе лезть в это дело? Боюсь, что никого не будет интересовать реальный убийца — все будут стараться получить на этом деле выгоду. Каждый будет стараться для своей команды. Чтобы не петь чужим голосом.
— Осенний мадригал, — невесело закончил Дронго.
— Что? — не понял Джафаров.
— Осенний мадригал, — пояснил Дронго. — Мадригалами называли песнопения на родных языках в отличие от обычных, латинских песнопений. Они были характерны для эпохи Возрождения. Иногда мне кажется, что мы обречены на многие темные столетия, пока не наступит новая эпоха Возрождения.
— Да, — горько признал Джафаров, — у нас уже была эпоха Возрождения. Весь двадцатый век. Это было лучшее время для Баку и для нашего народа. Я никогда не занимался политикой и не хочу ею заниматься, но ради справедливости стоит отметить, что это был самый прекрасный сон для нашего народа.