Ну а с чего бы мне ждать иного? Она хотела мести и была в своем праве. Хорошая попытка. Не вина Франчески, что герцог оказался слишком зол из-за побега, поэтому с первых же слов грубо велел дочери заткнуться и дальше слушал только мою версию событий.

– …Лоренцо ударил меня по лицу, я убил его за это. А позже, узнав, что Франческа – ваша дочь, решил оказать вам услугу и препроводить сеньориту… то есть, простите, сеньору, домой, – закончил я свой рассказ и слегка поклонился.

– Сеньора, значит? – тяжело спросил герцог и посмотрел на дочь в упор. – Ясно.

Потом, после паузы:

– Что же. Брака с Альваресом не будет, ты добилась своего. После такого… кому ты нужна, потаскуха? – И он вдруг закричал, теряя контроль: – Вон! Убирайся!

Девушку как ветром сдуло. Рино грузно откинулся в кресле и прикрыл глаза. Я дал ему пару минут, потом демонстративно откашлялся.

– Ты? – в голосе правителя слышалось глухое ворчание. Так озлобленный пес предупреждает, что к нему лучше не подходить. – Ждешь награду?

– Вообще-то нет, ваше великолепие. Я здесь, можно сказать, по делу. У меня для вас рекомендательное письмо от его величества Ансельма Третьего.

Он принял из моих рук свиток и хмыкнул над сломанной печатью.

– Ты читал его?

– Трудно было удержаться. Грешен, страдаю любопытством.

Я прочел его еще на середине пути от скуки и был разочарован, не найдя ничего крамольного.

Не зря молва славила Умберто как человека неглупого и выдержанного. Вместо того чтобы вспылить, он развернул свиток и углубился в чтение.

Я ждал, разглядывая гобелены на стенах с вытканными баталиями или назидательными религиозными сюжетами. Один мне даже понравился. На нем первосвященник Андрий усекал хаотическую тварь, в которую превратилась его жена, с помощью святого слова и здоровенной пики. Мастеру определенно удалось выражение садистской радости на лице святого.

Герцог закончил чтение, откинулся в кресле и смерил меня гораздо более внимательным взглядом, чем при первом знакомстве.

– Ты – брат эрцканцлера Мартина курфюрста Эйстерского?

– К несчастью. Мы оба понять не можем, как могла случиться такая досадная глупость.

– Ансельм просит оказать тебе подобающее гостеприимство.

– Знаю. Я читал письмо.

– Он также просит оказать тебе всяческое содействие в твоих, – он сверился с письмом, словно забыл, – поисках. Каких?

– О, сущие пустяки. Ничего такого, что бы потребовало внимания вашего великолепия. В последнее время я увлекся историей магии. В свитках, хранящихся в королевской библиотеке Вальденберга, я встретил упоминания, что часть рукописей по интересующему меня вопросу была выкуплена вашим почтенным предком. Так что для содействия вам достаточно дать мне доступ в фамильную библиотеку.

– Ты маг?

– Как видите.

Причин говорить «нет» у него не было. Если отношения Разенны и Рино и впрямь настолько испортились, сейчас герцог совсем не в том положении, чтобы отказывать могучему северному соседу в ерундовой, по сути, просьбе. Однако Умберто медлил, чувствуя подвох.

– «Манеры его несносны, а характер – вспыльчив, так что велите верным вам людям держаться подальше от лорда Элвина, если не хотите их лишиться», – зачитал он.

Я усмехнулся, вспоминая последний разговор с братцем Мартином.

– Элвин, прекрати убивать моих людей.

– Знаешь, как ни смешно это произносить, но они вроде как меня вызвали. Я всего лишь защищался.

– Ага, – Мартин скептически ухмыльнулся. – А луна сделана из зеленого сыра.

– Если вассалы твоей марионетки так носятся со своей честью, пусть отточат языки острее, чем шпаги.

– Если ты посадишь на цепь свой сарказм, им не придется этого делать. Честное слово, мне иногда хочется подарить тебе кляп.

Я пожал плечами:

– Подари.

– Ты ведь это специально? Не просто от скуки или ради развлечения?

– Не буду отрицать очевидного.

– Зачем?

– Думаю, я оказал тебе услугу. И мир, определенно, стал чище после похорон.

Мартин устало растер лицо руками. Иллюзия сползла, осыпалась подсохшим песком. Исчезла седина из чуть волнистых темных волос и бровей, ушли морщины с бледной кожи и тяжелые мешки под серыми глазами, похудели щеки. То же вытянутое лицо, лицо маркграфа Эйстерского – острый нос, узкий подбородок, тонкие губы привычно кривятся в недовольной гримасе, но обладателю его на двадцать лет меньше, словно Мартин глотнул мифического эликсира молодости.

Брат перевел взгляд на свои руки, вздрогнул и единым движением снова накинул личину.

– Чтоб тебя гриски взяли, Элвин! Твой неуместный приступ идеализма обойдется мне недешево. Почему ты никак не хочешь понять, что мир не крутится вокруг твоих желаний?

– Потому что он крутится. Точнее, я как Страж способен заставить его крутиться. Да и ты тоже.

– Если бы, – Мартин мрачно вздохнул. – Чем больше я занимаюсь политикой, тем больше понимаю, как много вещей невозможно контролировать.