Я отнюдь не сторонник идеи справедливости. Я даже согласен с церковью в том, что справедливость есть прерогатива дьявола, в то время как Господу соответствует милосердие, но мир, лишенный идеи справедливости, так же далек от идеала, как и мир, утративший милосердие. Поэтому «левый проект» обречен на возрождение.

Итак, Советский Союз представляет интерес уже тем, что был весьма необычной государственной структурой: жестко идеологизированной, ориентированной на коллективное действие и социальную справедливость. Подобные принципы, проводящиеся в жизнь на протяжении поколений, породили целый ряд социальных и хозяйственных институтов, коммуникативных и психологических механизмов, образовательных и тренинговых процедур, прописывающих идеологию в реальной жизни. Эти структуры нам сегодня не нужны, но кто знает, какие детали советских «социальных машинок» могут понадобиться нам завтра?

Проблема заключается в том, что советские реалии ушли от нас. Их уже нельзя

увидеть, их можно только реконструировать для изучения. С каждым годом Советский Союз погружается глубже в прошлое, и задача восстановления его облика становится все сложнее. Речь идет по сути о создании специальной академической организации — Института СССР, ориентированной на исследование последней великой империи XX века.

Во всяком случае, представляется удивительным тот факт, что в нашей стране есть Институт США и Канады, но нет Института Советского Союза.

Или, может быть, подождем, пока его создадут за океаном?

События второй половины прошлого века, которые я квалифицирую как катастрофические, инициировали на Земле некоторое повышение интереса к истории. Если в семидесятых годах XXII столетия лишь одна из пятидесяти тысяч научных работ касалась событий человеческого прошлого и их интерпретации, то сейчас — одна из двух с половиной тысяч [15] . И наконец, «роковые тридцатые» возродили такое, казалось бы, напрочь забытое понятие, как исторический роман.

Не следует заблуждаться: интерес этот достаточно поверхностен. В конце концов, из 20 миллиардов жителей Земли и периферии занимаются историей не более полутора миллионов, из которых две трети специализируются на Тагоре, Леониде, Саракше и прочих внешних мирах.

Мы (человечество) слишком привыкли к тому, что знаем историю. Мы даже думаем, что умеем ее творить.

Для большинства землян знакомство с событиями прошлого ограничивается рассказами Учителя да парой книжек с изложением стандартной теории исторических последовательностей. В книжках она выглядит простой, как бином Ньютона, и очевидной, как Второе начало термодинамики. Последнее, кстати, верно. Как и Второе начало термодинамики, теория исторических последовательностей ниоткуда не следует и является обобщением «многовекового опыта существования человечества».

Теория исторических последовательностей была разработана в семидесятых годах XX столетия. Как и базисная модель феодализма, она опиралась прежде всего на разработки академика И.Дьяконова [16] .

И.Дьяконов в хаосе событий, последовавших за Пражской весной 1968 и распадом Европейского союза, оставался ортодоксальным марксистом. Высокообразованный человек, специалист по истории Древнего Мира, он, обработав колоссальный объем материала по сравнительной истории стран Европы, Азии, Северной и Южной Америки, сформулировал понятие «исторических последовательностей» и рассмотрел поле операций над ними.

От многих моделей исторического развития, созданных в то время (Тартаковский [17] , Ларионова [18] , фон Арним [19] , Д. Ачесон [20] и др.), теория Дьяконова отличалась наличием элемента предсказания. Малоизвестно, что с точки зрения господствовавшей тогда парадигмы, это считалось недостатком, более того, таким недостатком, который ставил теорию за пределы науки вообще. «Марксистская астрология» — не самый резкий отзыв современников о ставшей через десять лет классикой книге «Пути истории» [21] .

Ситуация изменилась, когда предсказания Дьяконова одно за другим начали сбываться. (События 1974 г. в Германии, знаменитый съезд НСДАП 1977 г., динамика расширения Союза коммунистических государств.) После путча Зуна Паданы сомневаться в прогнозах Дьяконова и соответственно в его исторической модели, объявленной наконец теорией, стало как-то неловко. Для друзей и для недругов Дьяконов стал новым Ньютоном, раз и навсегда решившим основную задачу истории.

Собственно и сама наука История казалась исчерпанной. Человечеству, которое дотянулось до Звезд, она перестала быть интересной.