Шрифт:
«Среди пустынной тьмы, как наново рожденный…» – свистел негодяй.
Людмила Анатольевна выронила черепки.
Запершись в кабинете, Антон Павлович пошел женой, Ф48-Ь4, объявляя белому Кре1 шах.
– Ты! – противным голосом Людмилы Анатольевны сказал Антон Павлович белому королю.
– Ты… – противным голосом Людмилы Анатольевны с угрозой повторил Антон Павлович.
– Ты!.. – добил белого короля противным голосом Людмилы Анатольевны Антон Павлович, после чего, переместившись на белый фланг, благополучно убрал себя с бьющей линии Kpe1-f1 и с удовольствием засвистел:
«Нежнеет ночь,Над морем блещут звезды…»Глава 2
Уж полночь близится, а Герман где-то бродит…
– Это май баловник, это май ча-а-ро-дей… Веет нежным своим опахалом!.. – сменив репертуар, блеял Антон Павлович из-под кабинетной щели, когда Людмила Анатольевна, застегнув на серой шейке Марсельезы Люпен Жирардо сверкающий стразами ошейник, волокла упирающуюся собачонку мужа к входной двери.
Собака Райского безмолвно боролась; стиснув челюсти и сверкая глазами, мерзавка впивалась в ножки банкеток, сворачивалась на полу креветкой и, проскользив в таком положении еще немного, застревала под мебелью.
Людмила Анатольевна удвоила усилия и, намотав собачонку на рулетку, с силой подсекла.
Марсельеза взлетела, в полете трансформируясь в вихрь, пыльным клубком прокатилась по подзеркальнику, сбив «Хрустальную арфу 1999», полученную Антоном Павловичем за роман «Заволжские хмари», и подбитой молью пала к ногам хозяйки.
– А-антон! Мы-ы уш-ли-И! – крикнула Людмила Анатольевна и, втянув скрежещущую когтями Марсельезу на лестничную клетку, с треском обрушила на голову мужа безмолвное проклятие захлопнувшейся двери.
– В прощанья час закат вставал багряный… – донеслось из-за двери. Сквозняк мелодично позвякивал пылью «Хрустальной арфы 1999».
Людмила Анатольевна задумчиво посмотрела в шахту, проводив взглядом погрохатывающую кабинку с Феклистой, сверилась с часами, обреченно вздохнула и поволокла побежденную и обездвиженную Марсельезу вниз по ступеням.
В ту же секунду, как дверь за женой захлопнулась, Антон Павлович оборвал романс на словах «Тебя мне не забыть!» и бросился к доске.
– Ну-с, господа людоеды, убивцы и негодяи…. Приступим?! – бодро потирая руки над головами неподвижных фигурок, спросил Антон Павлович и пошел Маргаритой Евгеньевной Карповой с Ь7 на Ь5.
Маргарита Евгеньевна Карпова часто вспоминала потом, что перед тем, как умереть, ей приснился странный и очень неприятный сон.
Маргарита Евгеньевна приснилась себе курицей. Курица Маргарита Евгеньевна бегала по стриженому газону под балконом их с мужем дома с башенками в коттеджном поселке «Щука», а муж бегал за Маргаритой Евгеньевной с чугунной сковородой, какие теперь вообще не используют.
Наконец Вениамин загнал бедную Маргариту Евгеньевну на кирпичный забор, после чего превратился в коршуна, взлетел и больно тяпнул ее клювом по темени. С забора полетели перья.
Маргарита Евгеньевна проснулась в слезах и с острой мигренью.
На улице звякнули, закрываясь, ворота. Мигнули в окно фары металлик-«лендкрузера». С литконференциале наконец-то вернулся муж.
Уснувшему по дороге домой в своем металлик-«лендкрузере» Вениамину Александровичу Карпову также явилась во сне жена.
Жена явилась Вениамину Александровичу в просторном саване натурального хлопка, босая, в зеленых бигуди и с чайными пакетиками на глазах.
Явившись, она слепо протянула к Вениамину сильные руки и хотела отнять у него подушку.
«Карп!.. Это моя подушка, я на ней буду спать!..» – шипела жена отвратительным голосом и тянула подушку к себе.
Вениамин Александрович подушки не отдавал. Крепко обняв постельную принадлежность обеими руками, главред прижал подушку к лицу коленями и для надежности сомкнул челюсти в верхнем левом углу нежно-голубой наволочки.
Тогда жена сильно дернула за правый угол, и Вениамин Александрович почувствовал с ужасом, как во рту у него рушатся зубы.
Несчастный издатель взвыл, выпуская наволочку, и бросился на шею супруге.
Но пальцы Вениамина не сомкнулись. Супружеская шея оказалась толстой, крученой и крепкой, как канат, и вскоре главред беспомощно повис на ней в пустоте, качаясь над пропастью.
Хохоча, с чайными пакетиками вместо глаз, в белом хлопковом саване и зеленых бигуди, жена ведьмой кружила над Карповым, обняв отнятую подушку ногами и с жуткой силой раскачивая мужа. Вениамин Александрович раскачивался и плакал. Мелькало и скрипело над головой ржавое потолочное крепленье… Далеко внизу метался канатный хвост… Летали перья…