Для себя я решил, что если позволит здоровье, передать престол Александру или Николаю в начале шестидесятых годов, после того, как ситуация после предстоящей войны успокоится. Пока же я давал наследнику все больше независимости в принятии решений, дабы он привык к самостоятельности, а окружающие привыкли к факту, что он сам принимает решения.

Еще до того как полковник Ильин въехал в город, он унюхал его. Баку пах. Его улицы, крыши домов и площади, все пропитались неуловимым запахом нефти. Город вырос вокруг добычи земляного масла*, оно стало его плотью и кровью, подпитывало его растущую утробу, взамен беря пот, кровь, а иногда и жизнь. Черные, закопченные башни перерабатывающих заводов стали его храмами, а инженеры и химики служили его жрецами. Черное золото преобразило забытый богом край. Народ хлынул в эту отдаленную, жаркую провинцию, которую ранее немногие могли найти на карте. Поначалу, это были жители окрестных сел, потом потянулся народ со всего Кавказа, а после начала промышленной добычи, благодаря усилиям господина Воскобойникова, в Баку потянулся народ со всех концов империи. Ныне Баку являлся одним из самых быстрорастущих городов империи, известным не только в России, но и за границей,

Здесь, в Закавказье, столкнулись Восток и Запад и здесь, как нигде в империи разнообразие культур, нравов и языков порождало свой особый колорит. Большинство городов южнее Терека являлись этаким замесом кипучей западной цивилизации с неспешной, устоявшейся восточной традицией. Но даже среди закавказских городов Баку стоял особняком. Город делился на кварталы, каждый из которых представлял собой отдельный мир. Персидский, армянский, грузинский, русский, еврейский, греческий и даже старообрядческий кварталы образовывали это удивительное место. Все жили бок о бок, порой дружили, порой сорились, но как-то притерлись. Каждый молился своему богу, но над всеми ними невидимо маячил золотой телец, взращенный на черной жидкости, и эта вера оказалась сильнее иных, притягивая к себе и в себя. Вся эта пестрота особенно бросалась в глаза на многочисленных рынках. Город, разбогатевший на черном золоте и славившийся своими миллионерами, привлекал торговцев со всего света.

Первый день в нефтяной столице империи прошел для полковника суматошно. Оставив своих четверых спутников в гостинице и переодевшись в мундир, он нанес визиты губернатору и военному коменданту города, предъявив им свой открытый лист для оказания всяческого содействия. Впрочем, оба господина уже оказались предупреждены телеграфом, поэтому после завершения формальностей, к Ильину прикомандировали капитана Засецкого, который должен был позаботится о финальной подготовке экспедиции. В небольшом пакгаузе, на окраине порта, принадлежащему военному ведомству заготовили лучшее ивановское сукно, три десятка, элегантно украшенных ружей и столько же револьверов в подарочных наборах. Помимо этого сам полковник привез уменьшенную копию железной дороги, с рельсами, паровозом и вагонами. Это диво изготовили Луганские умельцы и теперь, невиданная игрушка, бережно упакованная в три деревянных ящика, отправилась на склад. Все это предстояло погрузить на пароход 'Агарь', который отправлялся в Красноводск, откуда начинался караванный путь в Хиву.

Убедившись, что материальная часть экспедиции подготовлена и не требует его вмешательства, Ильин отправился в гостиницу, где поужинал в обществе своих четырех спутников.

На следующий день он посетил гостиницу 'Москва', где встретился с купцом Левоном Мартиросовичем Чахатяном, ведущим обширную торговлю с Хивой. По совместительству купец являлся осведомителем разведки и не раз собственнолично сопровождал караваны в Хиву и Ургенч, попутно подмечая расположение колодцев, дорог и собирая новости на базаре. Обладая отменной памятью, он ничего не записывал, но вернувшись, наносил на карту доселе неизвестные локации и писал подробный доклад, который затем передавал в местное отделение военной разведки.

Константин Николаевич Ильин имел за плечами обширный опыт деликатных дипломатических миссий. Там, где не требовалось огласки, где применялся особый, глубокий язык, где переговоры велись с неприметными, но обладающими реальной властью сановниками и купцами, там появлялся полковник, дабы урегулировать вопросы, о существовании которых знали, лишь немногие. Нередкий гость в северной Персии, разведчик стоял у истоков создания Персидской казачьей бригады* и согласовывал тайные поставки оружия и инструкторов для персидской армии. Он же уговорил шаха послать два десятка офицеров стажироваться в русской армии. Теперь ему предстояло уговорить Хивинского хана, выращивать у себя хлопок в промышленных масштабах, а для его перевозки позволить проложить железную дорогу от Красноводска вглубь своих владений. И хотя отношения между империей и южным соседом оставались ровными еще со времен памятного визита Муравьева Николая Николаевича, все же в Хиве к русским относились с подозрением, чему так же способствовала деятельность британских агентов, имевших доступ к Хивинскому владыке. Впрочем, предложение это было обоюдовыгодным, а подарки и золото, припасенные для нужных людей, позволяли надеяться на благоприятный исход его миссии.

Гостиница 'Москва' оказалась трехэтажным зданием, построенным в европейском стиле с хорошим русским рестораном на первом этаже. Купец уже ожидал его в отдельной кабинке, расстегнувши пиджак, дабы не поджимал довольно внушительное брюшко настоящего чревоугодника. Оба уже встречались несколько раз, пересекаясь по делам службы Ильина.

– Левон Мартиросович, рад вас видеть. Как здоровье, семья?

Чахатян встал и, пожав протянутую руку, ответил:

– Слава богу, все в порядке. Все в добром здравии. Надеюсь, что и вы не утомились от здешней жары и вони.

– Было поначалу, - улыбнулся разведчик, но уже привык. Теперь не обращаю внимания. Вы уже заказали, а то я, знаете ли, ужасно проголодался?

– Нет еще, вас дожидался, - ответил купец.
– Здесь хорошее место, вам понравится, - он сделал знак официанту, который споро подошел и принял заказ.

После того, как с обедом было покончено, и гости, развалившись в креслах, перешли к кофе, Ильин начал разговор.

– Я завтра отправляюсь в Хиву, где мне предстоит уговорить хана выращивать хлопок для нашей промышленности. Хотел бы узнать ваше мнение, с кем из приближенных стоит вести переговоры, дабы они подготовили владыку на позитивный лад и с кем, наоборот, лучше не иметь дел.

– Вам повезло, Константин Николаевич. Незадолго до моего отъезда из Хивы, оттуда уехал очередной английский посланник, некий мистер Макини. Думаю его послал господин Дальхузи*. Теперь, когда он уехал, местные сановники станут к вам более расположены.

– Неужели англичане настолько убедительны?

– Не совсем. Хан не хочет портить отношений с нами. Мы с ним соседи, а англичане нет. Но и ссорится с островитянами он не желает. А потому, когда очередной посланник генерал-губернатора уезжает, Амин-хан тотчас же забывает свои обещания, что нам только на руку. Но если бы вы застали мистера Макини в Хиве, это осложнило бы переговоры.