– Что случилось, Вероника? – поинтересовалась Изабелла.

– Я могу посмотреть твой рисунок, мадонна? – спросила девочка с плохо скрываемым любопытством. – Мы уже так долго сидим здесь!

Долго? Изабелла посмотрела в лазурное небо и увидела, что косые солнечные лучи стали цвета карамели. Мягкий, словно размытый утренний свет, серебристо-серая дымка, характерная для знойных тосканских дней, давно исчезли. Однако Изабелле, поглощенной трудной задачей – как можно вернее передать на пергаменте черты лица, наполнить жизнью тонкие черные линии, – показалось, что прошли мгновения.

– Тебе полезно практиковаться в чтении, Вероника, – заметила она, убирая уголь в специальный ящичек.

Изабелла несколько раз согнула и разогнула пальцы. Кожа на ладонях и ногти были покрыты въевшейся угольной пылью, теперь их ни за что не отмыть. Что скажет отец? Впрочем, после стольких лет, проведенных вместе, он привык к занятиям дочери, точно так же, как она научилась уважать его привычки.

– Ты так хорошо читаешь сонеты, – продолжала Изабелла, – твои родители будут гордиться тобой.

Вероника закрыла драгоценный томик в зеленом кожаном переплете и крепко прижала его к груди. Ее розовые губы тронула улыбка.

– Ты правда так думаешь, мадонна? Родители говорят, что, когда лето подойдет к концу, я должна отправиться к тете во Флоренцию, чтобы научиться там манерам настоящей дамы и найти подходящего жениха. – Вероника неуверенно покосилась на книгу. – Мне не хотелось бы стыдиться себя.

Ах, Флоренция! Изабелла подавила вспышку зависти. Глупо, конечно, завидовать ребенку, когда сама она уже взрослая девушка девятнадцати лет! Но увидеть сокровища Флоренции, полотна Беллини, Боттичелли, Гирландайо, великолепные соборы, галереи и палаццо – как это было бы замечательно. Непреходящая, вечная, утонченная красота. Мир, совершенно непохожий на их тихую, сельскую жизнь.

Изабелла знала этот мир только по письмам кузины Катерины, и вряд ли ей представится случай увидеть его своими глазами, пока овдовевший отец нуждается в ней. Много лет назад он потерял жену, мать Изабеллы, ее смерть стала для него таким ударом, что он отрешился от мира реального, удалившись в мир книг. Судя по всему, отец собирался остаться там насовсем, до конца своих дней оплакивая тяжелую утрату.

– Тогда я постараюсь закончить свой рисунок и подарю его твоим родителям прежде, чем ты уедешь, – сказала Изабелла. – Но я пока не покажу его тебе. Только когда закончу.

Вероника разочарованно вздохнула, и Изабелла рассмеялась, глядя на ее надутые губки. Да, этому ребенку еще многое предстоит узнать, прежде чем она найдет своего суженого и обзаведется своим домом. Больше, чем Изабелле, которая уже давно вышла из брачного возраста и которая не могла себе даже представить, каково это – быть женой. Ей нравилась жизнь, которую она вела в отцовском доме. Лучше уж быть самой собой, чем подчиняться воле мужа.

Кроме того, у нее перед глазами был пример отца. Что стало с ним, когда он потерял горячо любимую жену? Он замкнулся в себе, его горе было таким всепоглощающим, что на время он даже забыл о существовании дочери. Изабелла не хотела бы пережить подобное. Для нее утешением и опорой, смыслом ее существования стало искусство.

– Ну, а теперь лети, маленькая птичка, – сказала Изабелла, – а то мама будет волноваться.

Вероника встала, отряхнула юбки, крепко зажала книгу в руке.

– Завтра мы встретимся, мадонна?

– Конечно, если не будет дождя. Мы же хотим закончить портрет до твоего отъезда, правда?

Весело рассмеявшись, Вероника повернулась и побежала по залитой солнцем траве. Изабелла смотрела ей вслед, пока алое пятнышко не скрылось за холмом.

Она положила на рисунок тонкий листок бумаги, чтобы угольные линии не смазались, и осторожно закрыла альбом. В нем почти не осталось чистых страниц, листы были покрыты черно-серыми изображениями цветов, деревьев, домов, людей, придуманных сцен. Все, что пленило ее глаза, нашло здесь свое отражение.

Изабелла аккуратно уложила альбом в корзинку вместе с ящичком для угля и остатками давно съеденной еды. Скоро ей придется уйти отсюда, покинуть эту тайную, зачарованную рощу и вернуться в реальный мир.

Отец, должно быть, уже вышел из библиотеки и ищет дочь.

Но у нее есть еще несколько минут. Изабелла легла на спину в нагретую солнцем траву и устремила взгляд в небо через кружевное переплетение ветвей оливы. Прежде ярко-голубое, небо изменило цвет, приобрело бледно-розовый оттенок, но в воздухе все еще струился зной. Она вдохнула свежий запах травы, смешанный с тонким, пряным ароматом дикого жасмина. Это было самое прекрасное время дня, ее любимое, когда Изабелле казалось, что она одна во всем мире, что никто не может помешать ей, обидеть ее. В эту минуту не существовало ни обязанностей, ни желаний.

Она закрыла глаза, чувствуя на щеках нежное дуновение ветерка. Густые черные волосы разметались по траве. Пение птиц стало тише, словно они щебетали где-то далеко-далеко. А каково это – быть птицей? Взмыть в воздух, ощущая под крыльями ветер, поднимающий все выше и выше? Парить над землей.

Изабелла нарисовала в своем воображении картину: безбрежное голубое небо с пушистыми белыми облачками. В самом низу – цепочка домов, вилл, ферм, купол церкви. Может быть, крошечные точки – люди, занятые своими повседневными делами. А над ними – Икар, свободный, парящий в небе. Красивый юноша, обнаженный, с крыльями, поднятыми над головой. Мгновение чистого и ничем не омраченного счастья. А совсем высоко, у края картины, коварные лучи жаркого солнца. Падение, грозящее всем, кто осмеливается взлететь слишком высоко.