Я благодарно взглянула на него и смело ступила в блистающую роскошью гостиную.

— Здравствуйте-здравствуйте! — Широко раскинув руки и сияя, как медный таз, к нам шел яйцеголовый, широкоплечий, удивительно низкого роста господин.

До чего же бездумна природа. Наградив человека недюжинным умом и ангельским нравом, подарив ему щедрой рукой богатство и здоровье, она обделила его в самом главном — красоте. Оттопыренные уши и неуместная бородка при совершенно лысом черепе, коротенькие кривоватые ножки и длинные руки, обезьяньи ужимки и большие, грустные глаза сенбернара под густыми подвижными бровями.

Если вы смогли представить себе все это и облачить полученный образ в дорогой костюм «от Кардена», сшитый на заказ чуть ли не самим Мастером, прицепить под круглый подбородок галстук-бабочку и втиснуть пальцы в широкую платину перстней, то знакомьтесь — он перед вами.

— Воля! — воскликнул господин, поднимаясь на носки и тиская Лешу в крепких объятиях.

— Ира, — представил меня Алексей, и господин легко поцеловал мою руку.

— Марат, — показал Леша на господина, — хозяин дома.

— Очень приятно, — кивнула я, скорее убеждая себя в этом, чем констатируя факт. Мне не пришлось изображать улыбку, более того, мне нужно было отвлечься от созерцания внешности Марата, чтоб откровенно не расхохотаться.

Я посмотрела вокруг.

— У вас очень красиво… И уютно. А чьи это полотна? — Я показала взглядом на картины, висящие в простенке между портьерами кофейного цвета.

— О! Вы разве не знаете?! — удивился Марат. Мне стало стыдно, наверно, это творения знаменитого мастера, и я проявила глубокую невежественность. Даже Леше стыдно… Я заметила, как на скулах его появился румянец, и он смущенно отвел взгляд от насмешливых глаз Марата.

— Я купил эти картины на аукционе за баснословную цену. Хотите знать где?

— Где? — полюбопытствовала я.

— В Лейпциге.

— Что вы! — Пытаясь оценить стоимость предмета нашей беседы, я прищурила глаз и наклонила голову.

— Добрый вечер. — Я оглянулась на подошедшую к нам женщину. Она была полной и рыхлой. Примерно на голову выше Марата и чуть ниже меня. Наверное, ей под сорок, решила я, разглядывая морщинки на шее, прикрытые бархатной лентой, расшитой жемчугом.

Она поцеловала в щечку Марата, слегка присев для этого, и по-матерински обняла Лешу.

— Здравствуй, Волчонок.

— Здравствуйте, Софочка. Ира, знакомься — Софья Людвиговна.

— Очень приятно, — ответила я.

— Очень, очень приятно! — Женщина обняла меня, и я, боясь провалиться в мягкое тело Софьи Людвиговны, вежливо, но настойчиво освободилась от очень уж фамильярных проявлений чувств.

— Софочка, — Марат взял бокал с пузырящимся шампанским, которое принес молоденький официант на черном подносе. — Ире понравились картины, и она спрашивает, кто их написал.

Женщина лукаво взглянула на Лешу, и все они засмеялись. Эта комедия стала мне порядком надоедать, я обиделась, надула губы и взяла Лешу под руку, инстинктивно ища у него защиты.

— Может, я и невежда, но мне всегда казалось, что спросить о том, чего не знаешь, не является признаком плохого тона. Но если это не так…

— Ирочка! — выдавая акцент непонятного происхождения, воскликнула Софья Людвиговна. Она снова посмотрела на Лешу. — Эти картины мой муж приобрел на аукционе в Лейпциге, ухнув в них всю свою премию в несколько сот тысяч долларов. И хотя эти деньги были бы нелишними в нашем бюджете, я сделала бы то же самое, будь я на его месте.

Я набрала полную грудь воздуха. Понятно — картины очень дорогие, понятно — Марат муж Софочки, и они бывают за границей, понятно — хозяин дома ученый, артист или еще кто-нибудь, кому дают такие премии. Понятно, понятно, понятно! Но до сих пор непонятно, к чему такая таинственность? Нет бы назвать автора и закончить эту тему. Неужели им доставляет удовольствие подчеркивать пробелы в моей эрудиции на поприще живописи?

— Эти картины были куплены в нашей стране за символическую плату одним эмигрантом, знающим их истинную цену, — продолжала вещать Софья Людвиговна, упиваясь собственным красноречием, и я натянуто улыбалась, стараясь сохранить спокойствие. — Автор этих полотен практически подарил свои работы, а Марат вернул их на родину.

— Не томите, Софочка, — улыбнулся Леша. — Вы совершенно замучили Иру. Правда? — Он посмотрел на меня. — Все это — пустое. Я уж не знаю, какой он знаток живописи, этот Манфред, скорее он знаток конъюнктуры, но мне были очень нужны деньги, а картины эти валялись на чердаке у моего друга, и никому бы в голову не пришло заплатить мне за них хотя бы червонец… Я с огромной радостью продал их за пятьсот долларов. Заметьте, рискуя при этом загреметь за валютные операции!

— Тебе правда нравится? — Он взглянул на меня, как нашкодивший ребенок.